Выбрать главу

— Лорочка! Лорочка! Где я?

— Вы дома, мамочка, — отвечала та.

— Я до-о-о-ма! До-о-о-о-ма! — радостно вопила старуха. Маруся лежала на кровати, Лорочка теряла терпение и подойдя к ней, визгливо звала:

— Мария! Вы не поможете мне? — Маруся вскакивала и прямо в ночной рубашке босиком отправлялась в соседнюю комнату. Там 94-летняя мама, уставившись на Марусю, спрашивала:

— Лорочка, а откуда эта дама?

— Дама из Петербурга, — отвечала дочка.

— А почему дама босая? — не унималась мамаша, пока Маруся с Лорочкой усаживали ее на стул, в сиденьи которого была пробита дырка для ночного горшка. 94-летняя старушка после революции очутилась одна с пятью детьми в Турции, ее мужа, белого офицера, убили красные у самой границы. Всю оставшуюся жизнь ей пришлось трудиться, зарабатывать на себя и на детей. Теперь она не была больна, она просто устала от жизни, и ей уже пора было отдохнуть. Правда, каждый вечер, когда Маруся приходила к ним, Лорочка ставила перед ней тарелку с вермишелью и сосиской, или давала чаю с сухарями, или еще чем-нибудь кормила. А потом она стала просить Марусю, чтобы та стирала и мыла пол, и помогала ей готовить. Лорочка, вся раскрасневшись от злости, с растрепанными седыми волосами, выбившимися из узла на затылке и со съехавшими на нос очками, стала орать:

— Ведь вы же видите, что мы две пожилые женщины, неужели вы не можете догадаться нам помочь!

Маруся ответила, что они не договаривались насчет всего остального, речь шла только о том, чтобы сажать старушку на горшок.

— А насчет ужинов мы разве договаривались? — уже просто завизжала Лорочка, и Маруся поняла, что от этой работы придется отказаться. Она почувствовала некоторое облегчение, но в то же время и беспокойство, потому что знала, что все равно придется искать работу. А потом вечером они встретились с Лилей.

* * *

Маруся возвращалась домой ночью. Она шла пешком вдоль Елисейских полей, огромная белая луна светила в середине неба. Маруся была пьяная, перед этим она весь день пила и хмель еще не выветрился из головы. Она шла вдоль бульвара Себастополь, через пустую улицу Рима, по ночному Парижу, который бывает пустым лишь ранним утром и поздней ночью. Потихоньку начинало светать, она шла по середине бульвара Себастополь, и он был такой чистый, светлый и спокойный, а она была пьяная, но даже в таком состоянии ей было видно, что это как будто другая реальность, другой мир, которого не видит никто, или почти никто.

И она видела, как постепенно вставало солнце и все вокруг становилось ярче и все дома начинали сиять и каждый лепной завиток на фасаде виден был четче, рельефнее и яснее и дома стали такого красивого цвета — бледно-зеленого, светло-бежевого, голубого и было все это белое, яркое и светлое.

Маруся подошла к дому, где она теперь жила в chambre de bonne под самой крышей на восьмом этаже, чтобы попасть туда ей нужно было долго подниматься по узенькой винтовой лестнице, по деревянным стертым до блеска многочисленными ногами ступеням, которые в конце неожиданно упирались под самый потолок и выходили на крошечную площадочку, а оттуда — в коридор, казалось, упирается в тупик, хотя на самом деле это был поворот, за которым находился туалет и рядом с туалетом в коридоре — раковина, похожая на писсуар, откуда тоненькой струйкой лилась вода, совсем как в фонтанчиках установленных во всех скверах Парижа, говорят это один американский миллионер установил в Париже такие фонтанчики, чтобы бедные люди могли пить бесплатно.

В туалете не было стульчака, а было что-то вроде очка, две подставки для ног, и когда дергаешь за спуск, вода затопляла весь грязный каменный пол, и Маруся наловчилась выскакивать оттуда чуть раньше, чем вода затопит весь пол и замочит ей ноги. Через оконце была видна стена противоположного дома и там тоже было окно, где Маруся видела стол, накрытый зеленой клеенкой, и седую старушку, которая там иногда сидела. А Марусина комната находилась чуть дальше по коридору, там не было воды, зато было электричество и можно было включать кипятильник. Потолок был косо срезан, и в потолке — прямоугольное окно, открывавшееся при помощи железного стержня, его можно было открыть больше или меньше. В углу стоял шкаф с одеждой и пластмассовое ведро, где Маруся стирала трусы.

Под окном стояла марусина кровать, напротив — бюро с пишущей машинкой, машинку ей одолжил Жора в обмен на перевод статьи Эрве Гибера, который Маруся сделала для него бесплатно.