Кубацкий посчитал наш домик дармовым складом тряпья «мэйд ин Чайна», которое он перебрасывал оптом, и совершенно законно, в Литву.
И на все это у него имеются бумаги.
Он даже вытащил пятьсот злотых в знак примирения, вроде бы как готов заплатить нам за аренду дома.
Понятное дело, мы можем выкатить ему гражданский иск, только Янек весьма заинтересовался его музыкой, так что, скорее всего, дело закончится, даже и не начавшись. Он даже предложил мне поинтересоваться этим китайским тряпьем, чем оскорбил меня на несколько часов.
Все, в чем можно обвинить Кубацкого, это в вождении автомобиля в состоянии, указывающем на принятие спиртного на грудь, что по истечению срока в пятнадцать лет выглядит просто дурацкой шуткой, поскольку доказательства, что это именно он сбил девочку, как такового и нет.
Кто знает, что там по дороге случилось по-настоящему, и кто был за рулем той самой темно-синей вектры. Ведь управлять машиной мог и кто-то другой.
У Порембы тоже волос с головы не упадет, что означает, может и упадет, когда он встретится с Кубацким, но вначале его должны будут выпустить из КПЗ. Тем более, никто его волоса не сдаст на сравнительный анализ ДНК. Потому что, с чем, тем более — с кем должен был Порембу сравнивать?
Не дело, а сплошной висяк.
Теперь в Микрутах говорят, что Гловацкая вывернулась от петли, потому что подкупила ЦСБ.
Девицы из продуктовой лавки теперь глядят на меня с обожанием.
Я теперь Леди Макбет, и берегитесь меня, потому что мои длинные руки достают от Микрут до самой Варшавы.
До меня доходили сплетни, будто бы я любовница министра, правда, я так и не расслышала — какого. Быть может, речь шла о министре транспорта, если принять во внимание расстояние от Микрут до Варшавы. Или, может, сельского хозяйства? В конце концов, мы же не в городе. Наверняка речь шла о министре внутренних дел, который оценил, наконец-то, мое одухотворенное нутро. В конце концов, в качестве дантистки я подчиняюсь еще и министру здравоохранения и общественного попечения, и вот он, наверняка, принял надо мной общественную опеку. Вот только дело в том, что он — это как раз «она», так что, скорее всего, придется мне сделаться лесбиянкой.
А Янеку на все это… несколько футов (или чего там?) под килем.
Ловит рыбу с той своей лодки и дудлит пиво.
К счастью, ничего не говорит — делает вид, будто бы слушает то, что я говорю.
И даже дружелюбно и понимающе кивает, вот только, псякрев, не в те моменты, когда я бы того от него ожидала.
Скорее всего, он качает головой и поддакивает собственным мыслям, но я же знаю, что на отдыхе он вообще не мыслит, тогда какого же он кивает этой своей головой?
Ага, и он еще не словил ни одной рыбки, даже головастика!
Сидит посреди озера что твой Будда и наверняка, время от времени, впадает в нирвану.
И вот тут его, хрена ощипанного, я даже уважать начинаю, причем, тем больше, чем больше раздражает меня тем своим спокойствием. Над головой у него прокатилась полиция всех возможных уровней, собака для вынюхивания наркотиков и ЦСБ. А он свое делает, то есть, что по-своему совершенно ничего не делает и даже принципиально справился с одним воеводским мусором.
Целыми днями он пялится в небо или спит и говорит, что накапливает энергию до конца года. Он в отпуске, ты представь, и собирается отдохнуть!
А кто это и когда в отпуске отдыхал?!
Ну, я тебя спрашиваю!
В отпуске люди ругаются, умирают от страха, что когда уже из отпуска вернутся, работы у них не будет; что жизнь их идет по заколдованному кругу, что доводит их до периодического пьянства. В самом лучшем случае, их реакцией на унижения всего прошедшего года будет то, что они попросят официанта принести тот же самый салатик, только, пожалуйста, без паприки.
Только психи в отпуске бросаются летающей тарелкой (когда-то это называлось именно так) или километрами бегают в новых кроссовках «адидас», либо занимаются скандинавской ходьбой[42].
С униженным приветом,
Оля.
Ну ты и дурочка!
Мужик твой, то есть Янек, последователен.
Он не подпирается теми лыжными палками, чтобы переместить свое тело к пиву. Он выстроил себе (с твоей финансовой помощью) избушку и делает в ней, что только пожелает. Спит себе или пялится Бог знает куда. Ласкает пальцами удочки, немножко выпивает и попросту счастлив. Мужик верит в государство закона, ну а на ЦСБ плюет с высокой колокольни, потому как, ну что они способны сделать невинному Янеку? Разве что оглушить по ошибке светошумовой гранатой. Налоги платит? Платит. Умеренно, как и все остальные. Так что это совершенно не повод опасаться других мужиков, переодетых в трубочистов[43]. В конце концов, это же он сам отчасти оплатил их «террористические» шапочки из своих доходов, а собственных денег человек не боится. Это деньги честные, от тяжкого труда, быть может — и немалые, но зажиточность в капиталистическом обществе это добродетель. Ездит себе Янек на практичной тойоте, хотя мог бы и на бентли; домик выстроил на унаследованной от тетки земле, хотя за нее мог бы в Испании купить себе целую опустевшую деревню; и мокнет он в той своей лодке, хотя без особых проблем мог бы приобрести четырнадцатиметровую яхту.
42
Скандинавская ходьба (от англ. Nordic Walking), дословно — Ходьба с палками (фин. sauvakävely, от sauva — «палка» и kävely — «ходьба», «прогулка») — высокоэффективный вид физической активности, в котором используются определенная методика занятия и техника ходьбы при помощи специально разработанных палок. В конце 1990-х стала популярна во всём мире. Встречаются также названия «северная ходьба», «финская ходьба», «скандинавская ходьба», «нордическая ходьба». — Википедия
43
В Польше трубочисты называются «kominiarze» (от «komin» — дымовая труба), и на головах они носят «kominiarki» (те самые, которые у нас называют «балаклавами»; по данным Википедии — Балакла́ва (англ. Balaclava от названия города Балаклавы), или лыжная маска — головной убор (вязаный шапка, шлем), закрывающий голову, лоб и лицо, оставляя небольшую прорезь для глаз, рта или для овала лица. Фактически соединяет в себе шапку и маску-чулок. Традиционно изготавливалась из шерсти, в настоящее время также из различных видов синтетического трикотажа. Согласно легенде, солдаты британской армии во время Крымской войны так сильно мёрзли под крымским городом Балаклавой, что придумали вязаную шапку с таким же названием. Зима 1854–1855 года была очень холодной, а большая часть британских войск не получила вовремя зимнего обмундирования, жилья и питания (вот они, видимо, и научились вязать — от скуки и холода)). — Прим. перевод.