Вчера вечером, уже после того, как выслала тебе мэйл, мне пришло в голову, что, раз «мой» волос не принадлежал швитезянке, он наверняка может принадлежать ее убийце, причем убийце-женщине, ведь мужики, как правило, длинных волос уже и не носят.
С озабоченным приветом,
Оля.
Это точно, что он мог принадлежать и убийце женского пола.
Бабы вцепились друг другу в патлы, и у одной из них упал с головы волосок.
Может ты уже прекратишь?
Не можешь успокоиться, что не справилась с ролью детектива, и теперь хватаешься за соломинку?
Ведь все те мусора умнее тебя, и раз они на дело плюнули, значит знают, что делают.
Может ты бы успокоилась с кем-то, и если уже не с Янеком, так найди кого-нибудь, и проведите свое следствие совместно. Поиграйте в допрос третьей степени, говорят, что в последнее время это сделалось модным.
Я прямо вижу тебя: в обтягивающем латексе, с хлыстом в одной руке и с бокалом шампанского — в другой.
И как тебе моя картинка?
А уж от мужика добьешься всего, чего только захочешь, даже признания, что он тебя любит.
Вот только с Янеком такого не пробуй, поскольку он любит тебя и без того, а увидав хлыст мог бы умереть от смеха, и осталась бы ты прежде времени вдовой. Говорю: прежде времени, поскольку у вас на твое вдовство еще мало средств.
С возбужденным, впервые с начала всей этой катавасии, приветом,
жестокая
Агнешка.
Смейся, смейся, сколько влезет смейся.
В таком обтягивающем латексе все видно, любую выпуклость, как будто бы человек голяком стоит. А после лета каждый в Варшаве набрал — то там, то там — жирку.
Я не хочу, чтобы Янек видел меня такой квашней, не говоря уже о каком-либо чужом по сути мужике.
Но ты права, с ролью детектива-любителя я не справилась. И это действительно ужасно, особенно, если вспомнить все те старинные анекдоты про глупых полицейских.
Так что сейчас я отправляюсь на пляж, чтобы поплавать, сбросить жирку, а потом, хмм… поглядим, как оно с тем латексом…
Со спортивным приветом,
скромная
Оля.
Это я прошу прощения, но неужели вы занимаетесь любовью одетыми и только при погашенном свете?
Так Янек не видит тебя голой? И вот теперь там, на травке, скошенной Янеком с помощью его ультрасовременной газонокосилки, в этой вашей глуши, ты тоже сидишь, застегнувшись до шеи?
Что же касается анекдотов про полицейских-придурков, ты заметила, что практически все они воскресли в анекдотах про блондинок?
Я ничего не хочу сказать, но мне кажется это местью мусоров тебе лично.
С совсем даже нескромным приветом,
Агнешка.
Легко тебе говорить.
Ну а вообще, какой у тебя родной цвет волос, ведь твои рыжие — они же крашеные, правда?
Ты всегда красила патлы под рыжую, чтобы казаться более сексуальной.
Что же касается Янека и моей с ним сексуальной жизни, то забудь. Во всяком случае, сам он о чем-то подобном давно уже забыл.
То есть, иногда вспоминает, но, поскольку память у него слабенькая, то ненадолго. Совсем ненадолго.
Это и есть, моя дорогая, сексуальный склероз. Мужик еще помнит, что эта штука у него имеется, но никак не может вспомнить, для чего она служит. Вот он и идет отлить, довольный уже тем, что припомнил. А ведь на самом деле, об этом ему напомнила простата, и вообще чудо, что он попал с ней в туалет, а не — скажем — в гараж.
Янек, правда, никогда не продлял свои заинтересованности больше, чем на длину капотов своих автомобилей, так что, похоже, он и его заинтересованность взаимно дружат. И в этом, к сожалению, весь Янек; комплексов — ноль, хотя бы по причине глупости.
Мужику уже все по барабану, включая собственную роль в этом барабанном шоу. Ты спрашивала недавно, встал ли Янек над всем этим. Видишь ли, на все это он уже положил, ибо, раз мы говорим о нашей интимной жизни, вставать у него уже и не хотело бы.
С разочарованным приветом,
Оля.
Почему ты считаешь, будто бы Янек глуп?
Ой, я уже знаю; наверное, потому, что все мужики глупы.
В определенном смысле, это правда.
Сама мать природа определила им подчиненную роль, на уровне одомашненного животного, словно пса или кота. Ведь самец несет ответственность только лишь за эффективное оплодотворение, а об остальном, то есть — об инфраструктуре для последствий этого своего действия, мы обязаны заботиться уже сами.
Но только он совершенно не походит на пса. Ведет себя словно кот, шастающий по крышам. Видишь ли, пса, то есть мужика, можно выдрессировать. Он будет тебе по утрам ходить за газеткой в киоск (а по дороге отольет в подворотне), и все его даже станут хвалить: мол, ты гляди, какой понятливый, и денежку в зубы сам берет, и куда с ними пойти и за чем знает. Вот только что по дороге он может свернуть — вроде бы потому, что потерял запах обратного пути — да еще и газетку спокойно почитать, потому что знает, кур ощипанный, что за завтраком ему этого будет нельзя.