И звиздел же, видно, мудель, о том что жена, то есть я, его не понимает. Ну а она, со своей стороны, его прекрасно понимала, хотя и была русской, а он говорил по-польски.
Во всяком случае, несмотря на языковые барьеры, как-то там договорились. Можно было бы сказать: их объединило не знающее границ чувство, хотя я и не верю, будто бы то была любовь.
В общем, ты понимаешь, создали они для себя в этой гостиничке интернационально-чувственный микрокосмос.
И, да, в Микрутах они тоже были.
Так мне что теперь, руки заламывать?
Ну, были, были!
Как же все это примитивно!
Он все желал подстроить, так что для этого, в первую очередь подстроил ее. Сделал из нее нечто вроде своей личной, а точнее — частной полевой секретарши, то есть — гейши.
И заглотил свой собственный крючок, заброшенный на русскую студентку.
После чего и подписал нотариальный акт, потому что даже в амоке не знал, что подписывает.
Она разыграла все это предумышленно.
И как раз это меня радует.
Ему уже известно, что она манипулировала им, как только хотела или же, говоря проще, наебала его как только можно, и что ни одного слова, из раскрытых с целью гласности уст, не было правдой.
Старый сатир!
За пару недель девчонка наколола хитроумных поляков на двести тысяч злотышей, которые наверняка внесла на собственный счет в известном польском, следовательно — международном, а значит — немецком банке. По крайней мере, я так считаю, что она сделала, то есть — внесла, но, ясен перец, на все сто уверенной быть не могу, что она с этими бабками сделала.
Откуда она знала Кубацкого, Янек не знает.
Его она, наверняка, тоже стригла.
Такое себе очень даже экзотическое трио: известный архитектор, местный массовик-затейник и русская блядушка.
А тут еще этот весь Грош, то есть: камерный квартет, в котором швитезянка играла первую скрипку.
И вот теперь я уже знаю, почему ни на кого не наткнулась, посещая Микруты с Павлом; швитезянка всегда знала, когда я буду, так что Кубацкий мог спокойненько свернуть манатки. Это она предупреждала его из первых, лучше всего информированных рук, а в сумме — из вторых или даже третьих, поскольку вначале я информировала Янека, потом Янек — ее, в конце концов, она сообщала Кубацкому.
Можно сказать, что наш дом никогда пустым не стоял, всегда им кто-то да пользовался, причем — на всю катушку.
В каком-то смысле, он даже амортизировался, потому что Кубацкий, ты же помнишь, был даже готов вручить нам пятьсот злотых в счет той самой амортизации.
Но я никак не могу понять, почему, имея эту свою дискотеку, он грохотал в свои барабаны с гитарами именно у нас? То же самое касается его торговли между китайцами и остальными частями света.
Неужто Поремба все-таки был прав?
С недоумевающим приветом,
Олька.
Дорогой мой Ольчик!
Неужели тебя до сих пор забавляет расписывание всей этой чуши? Янек, что бы там не говорить, и как бы всего не называть — сидит, а ты все время про Кубацкого с Порембой.
Все время ты соединяешь факты, которые, быть может, предпочли бы оставаться по отдельности.
Так что возьми себя в руки.
Каждый получил то, чего заслуживал, включая и тебя, дорогуша.
Швитезянка — на дне озера, Янек — в камере, Кубацкий — с долгами, Поремба — на воле. А ты у нас — на вершине славы. Иными словами, ты сверху, разве не видишь?
Тебя радуют их потери?
Тогда чего же ты ожидаешь от меня?
Мне что, веселиться или плакать?
У меня своих проблем выше крыши. И когда-нибудь я тебе о них расскажу. Налоговая служба вцепилась в меня за невинность и, будь уверена, тем самым пробудила во мне бестию.
Понятное дело, никого близкого у меня в тюрьме не имеется, так что твоя травма серьезнее моей, потому что я потеряю всего лишь деньги, в сумме — мелочевка. Но вместе с этими деньгами я теряю остатки веры в наше государство закона. А это уже не мелочь.
А хочешь знать, как со мной поступили?
Не хочу и говорить. Вроде и должна была бы уже привыкнуть к подобным номерам, ведь это уже не в первый раз, но как-то не могу.
Янек прибил швитезянку или не прибил. Посмотрим.
И не тирань меня больше.
С третируемым приветом,
Агнешка.
Короче, убили-то Порембу нашего… Вот так просто рубанули ему в лоб. И теперь лежит мужик мертвый. И никогда уже ничего не сыграет. Разве что, это теперь ему сыграют.
Буквально все по этой причине не могут сдержать нервов, ведь новый труп означает новые неприятности. Убийца Порембы никак не подписался. Одна я никак не волнуюсь, поскольку теперь наверняка выпустят Янека — так как мне кажется, что и швитезянку, и Порембу прибил один и тот же тип.