И, действительно, многое указывает на то, что это совершила женщина. По крайней мере, в случае Порембы.
Понятное дело, воеводские, которых ты уже знаешь, взяли в оборот Кубацкого, у которого, вроде бы, имеется алиби. Но ты же сама знаешь, как оно с этими алиби бывает; у кого оно будет лучше, как не у самого убийцы? Только у человека невиновного алиби никогда не бывает, и это, обрати внимание, новое направление в следовательском мышлении.
Так вот, Кубацкий утверждает, будто бы в момент совершения убийства, он был со своей девушкой на побережье. Во всяком случае — в тот несчастный день.
Что же касается дня, то Порембу убили среди бела дня, и это странно. Совершенно забыла об этом сказать.
И вот я думаю: а почему? То есть, почему днем, а не, скажем, вечером.
Может быть, после наступления заката Поремба не доверился бы своему убийце, зная, что у него (или у нее) на совести имеется еще и швитезянка?
На пляже, днем, он наверняка чувствовал себя уверенней.
А с другой стороны, убийца тоже должен был бы чувствовать себя в толпе намного увереннее.
Кроме того, он должен был хорошо знать окружающую местность и не опасаться, что кто-то его на этой территории с Порембой заметит и запомнит.
Но проблема и в том, что в последнее время Поремба по причине своих приключений сделался популярным, и его постоянно с кем-нибудь да видели. Особенно же, с женщинами, которые лепились к нему как к невинно обвиненному артисту. Сам же Поремба был очень даже ничего и, как уже упоминала, похожий на Янека. Он сделался местной звездой, и по этой причине увеличивал священнику посещаемость на мессах.
У Кубацкого, понятное дело, имелся бы мотив пришить органиста. В конце концов, это именно Поремба его сдал. По этому делу, то есть, того, что Кубацкий Порембу шантажировал, против Кубацкого ведется отдельное следствие, и для Кубацкого уже готов обвинительный акт, вот только в суде выступит как человек свободный, но мошенничать ему уже не удастся.
Так, минуточку!
Ну конечно же!
Мошенничать он не может, потому что Поремба мертв. Снова два окуня или, в их случае, скорей уже — леща, изжаренные на одном огне. Первый лещ — это тот факт, что Поремба ничего уже не сможет подтвердить или отрицать; а второй — это то, чтобы там ни было, а Поремба уже мертв. То есть, месть на доносчике свершилась. И в качестве немого, Поремба очень даже пригодится Кубацкому в отношении той самой торговли китайскими трусами или же контрабанды чем-то там еще.
Вот вроде бы все и в порядке; по требованию уполномоченных к тому служб Кубацкий предъявил счета на закупку, продажу, перевозку, оплату таможенных пошлин и тому подобное, но ведь Поремба говорил про ящики, в которых, как правило, перевозят компьютеры и телевизоры.
А эти ящики, как я уже тебе писала, должны были быть плоскими, потому что за последние годы электроника здорово сплющилась.
И вновь меня интригует вопрос: что он, Кубацкий, в этих ящиках на самом деле имел.
Все так же мне любопытно, почему то, что у него там было, он имел у нас, в нашем доме, а не у себя, в своей дискотеке, где после сезона места просто навалом.
С никогда не сдающимся приветом,
Твоя Оля.
P.S.. Так ты уже не злишься на меня, хорошо?
Ты чего, издеваешься?
С чего это мне на тебя не злиться?
Насрала вокруг меня, так еще и строишь из себя дурочку, что все это ради добра народа. Стыдно тебе признать, что волос принадлежал не мне, и что весь мой предполагаемый роман с Янеком как пузырь лопнул.
А в виде нового трупа у тебя имеется подпитка для твоих фантазий, так что швитезянку со мной ты уже явно не связываешь.
Ты всегда была странной, но с возрастом, я вижу, это только усилилось.
А какое мне дело до твоего Кубацкого?
Но будь осторожна, в твоем электронном письме появилась девица Кубацкого. А она ведь женщина.
Поинтересуйся ею.
С незаинтересованным приветом,
Агнешка.
Пока что та малая меня не интересует.
Гораздо важнее то, что не выпускают Янека.
Они все так же продолжают считать, что это он прибил швитезянку.
Поремба, то есть — труп Порембы, в этом ему никак не помог.
Воеводские не связывают этих двух дел одно с другим.
А может и связывают, но ничего по этой теме не говорят.
Прокурор продлил Янеку период предварительного заключения, и я уже выяснила, что прокурор — это баба, то есть, сама понимаешь. Янека из своих когтей она не выпустит, поскольку именно так в ней проявляется солидарность ее яичников со швитезянкой, относительно которой Янек признается (я имею в виду швитезянку, а не солидарность), но лишь частично, то есть, он не дает никаких признаний в отношении последнего предложения ее биографии.