В пятницу в три часа дня я с двумя сумками, набитыми косметикой, начинаю свое движение по направлению к психбольнице. Вначале автобус, потом маршрутное такси, полчаса легкой трусцой через пустырь, минут двадцать лихорадочных поисков третьего корпуса, и вот я у заветной двери.
Элла, действительно, встречает меня в приемной и говорит вместо приветствия:
– Посиди здесь минут пять, у нас сейчас срочное совещание. Больных не бойся, я тебя запру. – И не дав мне опомниться, изчезает.
Я огляделась: входная дверь закрыта на кодовый замок, дверь в коридор Элла заперла на ключ. В углу этой неприветливой комнаты стоял обшарпанный стул. Я села на него, сумки поставила на колени, обхватила их руками, как будто они способны были защитить меня от неприглядной действительности.
Вдруг открылось окно, и где бы Вы думали, в двери, которая отделяла мою комнату от больничного коридора. Окно в двери – это очень странно, но поверьте мне, что так оно и было. В оконном проеме показались лица больных.
– Новенькая? Тебя как зовут? В какую палату пойдешь? – посыпались вопросы.
– Да я здесь случайно, – ответила я.
В ответ раздался дружный хохот:
– Это все так говорят поначалу. Не переживай. У нас хорошо!
«А случайно ли я здесь?» – подумала я. «Может мне только кажется, что я -продавец-консультант косметики? Или еще хуже, возможно, моя подруга действительно решила, что я заболела, и заманила меня сюда под видом распродажи?»
Медленно тянулось время. Элла не появилась ни через десять, ни через пятнадцать минут, а я все думала и думала о причинах моего пребывания в этом страшном месте, запутываясь в подозрениях, догадках, сомнениях.
Но совещание все же закончилось, захлопали двери, послышались сердитые голоса, в окне промелькнули две медсестры, похожие на белых перепуганных птиц. Дверь открылась. Элла виновато посмотрела на меня:
– Сегодня ничего у нас не получится. Девчонки злые, представляешь, сократили часы дежурства и оплату! Как-нибудь в другой раз послушаем о твоей косметике. Я позвоню. Ты не сердись.
– Ерунда, – говорю. – Я совсем не сержусь. До свидания.
Элла набирает код на входной двери. Я выбегаю во двор, еще минут двадцать ищу проходную, волнуюсь про себя: выпустят или нет.
Выпустили, сторож приветливо махнул мне рукой, ему, видимо, не сократили часы работы и оплату.
Я дождалась маршрутку, втиснулась с сумками на сидение, оплатила билет, и вдруг ясно представила себе: продавец-консультант элитарной косметики сидит как загнанный зверь в приемной психушки и справедливо сомневается в своем психическом здоровье. Так смешно мне стало, что вначале я улыбнулась, потом хмыкнула, и вдруг как захохочу во весь голос. Возможно, это нервный стресс из меня выходил.
Водитель повернулся ко мне и говорит ласково:
– Что, подруга, домой на выходные отпустили? Отдохнешь немного от больницы. – А потом добавил сквозь зубы: – Когда же вас тут всех перелечат.
Сегодня мне совсем не смешно вспоминать этот эпизод, равно как и многие другие мои попытки заработать деньги. «На что уходит жизнь?» – вот в чем вопрос.
Цветущий домик
– Квартиры жуткие, цены страшные, – философствовал маклер Ицик, раскачиваясь в огромном кожаном кресле. – Пусть хоть какие-то приятные воспоминания останутся у людей от нашей сделки, – напутствовал он меня.
Ицик, несмотря на свою профессию, был добрейшим человеком, искренне переживающим за судьбу бедных олим (репатриантов в Израиль), нахлынувших в наш город.
Я была горда тем, что из сотни претенденток на работу Ицик взял именно меня. Взял не за яркую внешность, а за веселый характер, остроумие, умение видеть хорошее даже в тяжелой ситуации.
– Помни, ты луч света в темном царстве. -повторял он каждый день. (Хотя в нашей стране было бы уместнее "прохладная тень в ослепительно-солнечный полдень").
В мои обязанности входило: поднимать настроение клиентов, когда мы шли грязными, узкими улицами к нужному дому; морально подготовить их, перед тем, как открыть дверь квартиры; и, по возможности, смягчить удар от увиденного.
Я неплохо справлялась с поставленной задачей: рассказывала историю еврейского народа: о мужественно переносимых трудностях времен Первого и Второго Храма, о восточном каллорите арабской архитектуры,подводила философскую базу под некоторые,бросающиеся в глаза европейского человека странности. Рассказы я пересыпала шутками, аллегориями, удачными сравнениями. Люди оставались довольны,часто благодарили меня, конечно, не за квартиры.
Когда одному профессору из Сан-Петербурга на голову вылилась грязная вода из трубы на третьем этаже, я объяснила: