–Мне надо было поддержать детей, живущих в нестандартной ситуации, – рассказывал он со смехом, – в начале я полагал, как и вы, что это дети, пережившие развод родителей, взял список класса, и что вы думаете, только трое из сорока живут в нормальной семье! Так кто же оказался в нестандартной ситуации? Эти трое! – И психолог захохотал.
Я тогда тоже заставила себя улыбнуться. Очень хотелось, чтобы психолог оказался прав.
Я второй раз вышла замуж. Дочь мужа, Лера жила с нами.
–Мама, – как-то спросил Шурик, – а если родится еще один ребенок, кто будет его отец?
Услышав, что, скорее всего, это будет мой второй муж, он страшно огорчился:
–Бедный ребенок, на выходные я поеду к папе, Лера уедет к своей маме, а ему даже и поехать будет некуда.
Со школой отношения не складывались с самого начала.
В первый же день он зашел не в свой класс, да так и просидел все занятия с другими детьми и учителем
На уроках математики мог складывать и вычитать, только если после цифры стояло слово «шекель».
–Сколько будет три плюс четыре?
–Не знаю
–Шурик, подумай, я хочу тебе дать три шекеля, а папа четыре. Сколько денег будет у тебя в кошельке?
–Семь шекелей, мама, а ты не можешь дать больше?
В третьем классе, в самом начале учебного года, он вдруг продал все учебники. На вопрос, зачем он это сделал, по-взрослому грустно сказал:
–Деньги нужны были.
–Но ведь учебный год только начался, как же ты будешь без учебников, – спросила я.
–Мама, кто же их купит в конце года? – справедливо заметил Шурик.
Меня часто вызывали в школу.
–Учительница думает, что я не делаю домашние уроки, – объяснял Шурик и ни разу не ошибся.
«Что он понял из уроков истории и обществоведения о том конфликте, в котором будет вынужден принимать участие с завтрашнего дня»? – спросила я себя.
Родительское собрание. Раздали оценки за первое полугодие. Шурик возмущен низким баллом по истории, тянет меня выяснять отношения с учительницей. Врывается в класс. Глаза горят, уверенный голос:
–Я ответил на все вопросы контрольной работы! Почему Вы снижаете мне оценки?
Меня всегда поражала местная манера разговора с учителями. Но здесь это считается признаком демократии.
Учительница достает листок контрольной работы, читает
–Вопрос: охарактеризуйте жизнь евреев в Европе после Первой Мировой Войны. Ответ: евреи жили плохо.
–А что, они хорошо жили!? В чем ошибка?
Учительница ищет у меня поддержки:
–Объясните ему, пожалуйста, что гуманитарные науки требуют более пространного ответа.
–Конечно, конечно, – соглашаюсь я, – с ним позанимается бабушка, она кандидат педагогических наук.
–Нет, только не бабушка, – первый раз за время учебы пугается Шурик, – я не вынесу ее рассказов. Хватит с меня «Илиады».
За несколько месяцев до выпускных экзаменов мы с Шуриком пошли покупать кроссовки. Спускались к магазину по улице имени Бялика.
–Шурик, – спросила я, – что ты знаешь о поэзии Бялика? Вы же изучали ее в школе.
Шурик задумался. Ему искренне хотелось ответить, ведь я пообещала купить ему фирменные кроссовки за 450 шекелей. Но вспомнить ничего не удалось.
–Мама, – честно признался он, – помню только, что учительница сказала: «стихи Бялика будут на выпускном экзамене»
За воспоминаниями я полностью собрала рюкзак сына. Застегнула молнию, поставила его посредине комнаты, как инородный предмет среди такого родного и до боли знакомого беспорядка. Завтра Шурик наденет военную форму, получит солдатский номер и станет защитником для израильтян и «сионистским врагом» для палестинцев.
Далекая от религии и сионистских идей, до сих пор говорившая на иврите с акцентом и грубыми ошибками, порой смешная и нелепая в своей «русской» манере одеваться и со своим «советским» стилем поведения, я горячо и искренне полюбила Израиль. Смог ли полюбить эту страну и мой, вечно подшучивающий над матерью, сын? Я хотела спросить его об этом сегодня, но была рада, что не смогла.
Как хорошая мать, я два раза пыталась обучать его музыке. И оба раза неудачно.
Первый раз к нам домой пришел молодой учитель с органолой. Шурик увлеченно нажимал на клавиши, учитель с тоской разглядывал пейзаж за окном.
–Пожалуйста, не отвлекайтесь, следите за инструментом, – попросила я молодого человека. – Пока Вы смотрели в окно, Шурик открутил половину кнопок.
Учитель ушел с урока, в одной руке неся органолу, а в другой мешочек с отвинченными частями. Больше он не приходил.