Лесник приехал за деньгами и картофелем подозрительно быстро. Засовывая наш мешок в раздолбанный «Запорожец», он жаловался на участившиеся случаи разбоя в их районе, а в конце неожиданно спросил:
– Не могли бы вы помочь мне найти хорошую служебную собаку?
Так была решена судьба Филиппа.
Расставание
К новым хозяевам я с Филей поехала на электричке. За окном накрапывал унылый дождь, серый туман пытался скрыть убогие дома и грязные, разбитые дороги. Филя чувствовал трагичность ситуации. Он не баловался, не крутил хвостом, не пытался обнюхать пассажиров, а, забившись под лавку, тихонечко поскуливал. Было ли мне его жалко тогда? Мучила ли меня совесть? Нет, нисколько. В это время мы сами уже оформляли документы в незнакомую страну к чужим людям. И не только мы. Всех понесло по свету, погнало невидимой силой.
– Мы люди нездешние, помогите, чем можете… – слышалось со всех сторон.
Нищие шли по вагону бесконечной вереницей, беженцы из Карабаха и Баку, инвалиды без ног или без рук, матери с грудными младенцами, старики.
– Люди добрые, помогите! – просили несчастные. Хмурые пассажиры отводили глаза и сосредоточенно разглядывали за окном мелкие капли дождя и мутное облако тумана.
Через два месяца в залитой солнцем Хайфе я выучила первую фразу на иврите: «Они оля хадаша.», что в дословном переводе означает: «Я новая репатриантка», а по смыслу: «Мы люди нездешние, помогите, чем можете»…
Мама писала из Москвы, что картошка проросла, а в крупе завелся шашель. Но все равно эти запасы помогают выжить. Что она научилась продавать оставшиеся детские вещи на рынке, и они не голодают. Что когда папа ездил за картошкой, он видел Филю. Пес заматерел и одичал. Папа погулял с Филей в ближайшей роще и вернул его новым хозяевам. Всю дорогу до электрички он слышал его вой, вернее, плач. Но забирать собаку было некуда. Будущее представлялось туманным и неопределенным. Больше о судьбе Фили мы ничего не знаем.
Эпилог
Вот уже больше десяти лет с нами живет Мегги. Черный маленький тибетский терьер. Мегги получает все необходимые витамины и собачий корм «Догли», три раза в год посещает специальный «Салон красоты», где ее стригут, чистят зубы и делают педикюр, а по пятницам смотрит по телевизору платные кинофильмы для домашних собак. Мегги давно завоевала мое сердце, но где-то в его потаенном уголке живет память о Филе, смешном и трогательном дурне, нелепом, как вся наша прошлая жизнь.
Письма из Бузулука
Был такой кратковременный эпизод в моей пестрой биографии: когда влекомая юношеской романтикой, я после окончания Московского Лесотехнического института уехала работать в Бузулукский Бор – уникальное явление природы. Романтики хватило на полгода. За это время родителям пришло тринадцать писем, которые они пронумеровали и сохранили.
Из письма № 1 (6 октября 85-го года)
В Бузулук прибыла благополучно, с тремя огромными чемоданами, где лежало все мое имущество. Грязь в городе страшная, я сразу стала «в крапинку», то есть конопатой от грязи с ног до головы. Конопатыми стали также чемоданы. Теперь жизни не хватит смыть всю эту грязь. Благо, в общежитии, куда меня временно поселили, дали горячую воду.
Вначале меня поразило, почему при виде подъезжающего к остановке автобуса люди быстро разбегаются, а потом также быстро бегут обратно к дверям. Но когда автобус окатил меня густой жижей из лужи, я поняла, в чем здесь секрет. И сразу переняла у местных жителей эту привычку.
Из письма №2 (20 октября 85-го года)
Бузулук – большая, довольно грязная деревня. Преобладают одноэтажные деревянные дома, между которыми в беспорядке торчат пятиэтажки. По берегам речки Домашка теснятся сарайчики, из которых раздается смачное хрюканье, там держат свиней.На следующий год городу исполнится250 лет, но, судя по рисункам в краеведческом музее, время его не изменило. Все как при Пугачеве.
На рынке поп в рясе продает картошку вместо опиума для народа. Я его сфотографировала. Продают прялки.
Единственное развлечение, помимо кино, заезжий цирк – в шатре на рынке артисты выделывают трюки на мотоциклах, рядом стоит клетка с медведем. Зачем он нужен цирку – не известно. Видимо, просто не кому его отдать.
Из письма № 3 (2 ноября – 85 года)
Сухой закон свирепствует. Мужики пьют с горя квас – и даже за ним большие очереди. Рассказывают, что последние дни, когда продавали водку, были похожи на конец света. Около ресторана дежурили машины вытрезвителя. Их припарковывали кузовом к входу так, чтобы выходящие попадали сразу в машину к ментам. В ресторане все напивались, уже зная, что милиции им не избежать. На стульях сидели по двое, пили даже из ваз для цветов. Сейчас водку продают по талонам райкома: на свадьбу – 30 бутылок. А машины с алкоголем охраняются специальным подразделением.