— Я… я не зна… Ай-ай!
Он ударил ее по спине — не очень сильно и не неожиданно. Ведь она сама принесла стек. Однако Дина взвилась от боли. Лео заметил, что она с трудом сдержалась, чтобы не потереть пострадавшее место. Неужели он перестарался?
— П-простите, Мастер, — всхлипнула она.
Лео взял ее за подбородок и заставил поднять голову. В глазах блестели слезы.
— Зачем ты мне? — повторил он жестко.
— Чтобы… чтобы… Для вашего удовольствия, — нашлась Дина.
— И что ты готова для этого сделать?
— Служить вам. Подчиняться вам. Выполнять ваши приказы…
— Кто ты?
— Ваша са…. Ай!
И снова она взвизгнула от удара, хоть и старалась сдержаться.
— Кто ты?
— Как вы пожелаете, Мастер… кто…
— Достаточно, — оборвал он ее. — Смотри на меня, не опускай взгляд.
Дина подчинилась, хоть и с трудом. Ее щеки пылали от стыда, а в глазах застыл страх.
— Чего ты боишься? — Лео провел пальцем по абрису лица.
— Боюсь… не справиться…
Легкий удар стека по ягодице.
— Мастер, — тут же добавила Дина.
— Чего ты стыдишься?
— Своего поведения, Мастер.
— Хм… Ладно, проси. Я хочу услышать твое желание.
Вообще, Лео великодушно разрешил Дине просить о сессии, но саба его удивила.
— Мастер, пожалуйста, накажите меня, — пролепетала она.
— За что? — Он приподнял бровь в изумлении.
— За побег, — стала перечислять Дина. — Я не доверилась вам. За рисунки. Я не хочу рисовать себя, потому что не нравлюсь себе. Я не захотела произнести это вслух, но вы знаете правду. И… и… и я сказала, что я глупая… вслух… Соне…
Лео шумно вздохнул. Нет, Дина его не расстроила, наоборот, восхитила. Храбрая девочка, искренняя. Вот только сценарий придется изменить.
— Принеси мне паддл, — велел Лео. — Из подвала.
— Какой из них, Мастер? — рискнула спросить Дина.
— Любой, — прищурился он. — Какой хочешь. И не забудь розги.
Он не собирался отступать от установленного правила. За принижение себя — розги. Видимо, в ближайшее время придется пополнить запас, Дине тяжело расстаться с этим комплексом.
— Дина! — окликнул он, когда она подошла к двери. — И не тащи все, пожалуйста. Один паддл и три розги, этого достаточно.
— Да, Мастер.
В подвале было бы удобнее. Но сегодня Лео хотел наказать Динь в гостиной, уложив животом на подлокотник дивана. Впрочем, для начала он отшлепает ее на коленях.
Дина вернулась быстро, протянула ему розги и тяжелую деревянную дощечку, обтянутую кожей. И тут молодец, не пожалела себя. И правильно, он ее Мастер, он сам ее пожалеет.
Он устроил ее на коленях, погладил ягодицы, чуть-чуть приспустил чулки, словно отмеряя границу на бедрах, и начал разогрев. Дина восхитительно ерзала, распаляя в нем желание близости. Правда, ему показалось, что она как-то остро реагирует на шлепки — и хнычет тихонько, и сжимает ягодицы, вместо того, чтобы расслабиться.
Лео заподозрил неладное, но что именно случилось, понял, когда начал сечь Дину розгами. Она запрыгала от первого же удара, вскочив с места и схватившись руками за ягодицы.
— Обратно, — приказал он, кивнув на подлокотник. — И разведи ноги. Шире.
Дина, поскуливая, приняла требуемую позу. Так и есть. Лео раздраженно отшвырнул прутья. На половых губах он увидел кровь.
— Дина, какого черта ты не сказала мне? — рявкнул он.
— О чем, Мастер? — Она жалобно на него посмотрела.
— О том, что у тебя месячные, — пояснил он, сбавив тон.
— У меня ме… Ох! — Она сжалась и покраснела. — Я не знала… Честное слово…
— Иди к себе, Динь.
— Мастер, я…
— Иди к себе, — повторил Лео, перебивая. — Немедленно.
= 43 =
Стыд бывает разным. Это Дина осознала в полной мере. Подставлять попу под порку стыдно, но приятно и волнующе. Сорвать такую важную сессию из-за месячных — кошмарно стыдно. Хотелось провалиться сквозь землю или хотя бы спрятаться.
Дина и плакать не могла, и дышала с трудом. Она не помнила, как добралась до комнаты, как одевалась. Ей не было жаль себя, все мысли — о Мастере. Что он почувствовал? Как сильно огорчился? Что он теперь о ней думает?
Ничего хорошего, иначе он не отослал бы ее так быстро. В ушах до сих пор звучал его хлесткий голос: «Иди к себе». Пожалуй, впервые Дина не хотела, чтобы Лео пришел ее утешить. Она не представляла, как посмотрит ему в глаза!
И все же утешения хотелось. Даже не утешения — дружеского участия. А кому она могла рассказать о таком позоре? Даже Соне не решилась, хотя позвонила ей, чтобы сообщить, что все в порядке.