Доминик, 7 лет
Сделав себе миску "Фрути Пебблс", он случайно разлил молоко на прилавок, слишком взволнованный, чтобы вернуться к вестерну, который он услышал по телевизору после рекламной паузы. Сегодня была суббота, и его братья-близнецы после обеда отрубились в своей комнате, так что он мог спокойно смотреть свою передачу, не следя за Матиасом, не собирается ли тот сделать что-нибудь, что может привести к неприятностям.
Устроившись на грязном зеленом диване, он откусил огромный кусок похожих на леденцы хлопьев, и молоко потекло в угол рта. Он вытер его тыльной стороной ладони и, взяв ложку, откусил еще один огромный кусок.
Открывшаяся входная дверь не заставила его отвести взгляд от Клинта Иствуда на нечетком экране.
– Иди в свою комнату, – приказал отец, закрыв за собой дверь.
Оглянувшись, Доминик увидел, что отец привел свою новую подружку.
Подружка - так говорили ребята в школе, но он не называл так женщин, которые приходили к его отцу. Подружки должны были нравиться, а Люциферу никто не нравился. Даже собственные дети.
Люцифер слегка повысил голос, чтобы тот поторопился.
– Продолжай.
– Он почти закончился. Могу я, пожалуйста, досмотреть до конца и закончить свой цере...
– Я сказал, живо тащи свою задницу в свою комнату.
Он не понял. Они всегда поднимались наверх, в комнату отца, и не то чтобы он не был рядом с Люсией последний месяц. Она была не самой приятной женщиной, которая крутилась вокруг его отца, но точно не самой худшей.
Откусив последний, огромный, сладкий кусок, он уже собирался вскочить с дивана, когда Люцифер в мгновение ока пересек комнату, стаскивая его с дивана и рассыпая миску с хлопьями.
– Я просто откусил еще один кусочек! Я собирался вставать! – крикнул Доминик, когда отец начал тащить его по полу, сначала за руку, а потом остановился, чтобы схватить его за горловину безразмерной футболки.
– Лусия, убери это дерьмо, – приказал он ей, перекрывая вопли сына.
Испуганная Лусия быстро бросилась собирать мусор.
Увидев ее лицо перед тем, как ее потащили по коридору, Доминик понял, что что-то изменилось. Он никогда не видел Лючию такой. Один раз он видел, как она вскочила, когда Люцифер повысил на нее голос, но это было не так никогда не выглядела испуганной. У нее был такой же взгляд, как у Карлы перед тем, как она уехала в больницу рожать его братьев.
Ему хотелось крикнуть ей, чтобы она бежала, но он и сам испугался. Не за себя, а за Ангела и Матиаса. Если с ним что-то случится, он не сможет их защитить.
И тут его осенило. Сделав храброе лицо, он уже не сопротивлялся отцу, когда его втащили в спальню и бросили на пол. Закрыв глаза, он ждал, что отец ударит его. Вместо этого он услышал скрип открываемой двери.
Открыв глаза, он увидел, как Люцифер выбрасывает из шкафа на пол старые пыльные костюмы. Когда он снова подошел к нему, Доминик был уверен, что тот сейчас ударит его, но тут он был потрясен, когда Люцифер затащил его в шкаф за рубашку.
– К тому времени, как ты выберешься отсюда, мальчик, ты будешь спрашивать меня, как высоко я велю твоей заднице прыгать.
Когда дверь шкафа захлопнулась и наступила темнота, его окружил звук замка, нажимающего на ручку двери, который эхом отражался от стен в крошечном пространстве.
Он догадался, что должен был испугаться, но не испугался. Темнота не пугала его. Она умиротворяла, давала возможность не видеть ужасов окружающего мира. Маленькие пространства тоже не пугали его. Здесь было уютно, а самое главное - если он здесь, значит, отец где-то рядом и не может его тронуть.
– Девочка! – услышал он громкий рев отца, доносившийся из гостиной.
Дом быстро приложил ухо к тонкой стене, пытаясь лучше расслышать. Послышалось какое-то шарканье, а затем Лючия что-то крикнула ему, но он не смог разобрать ее слов сквозь слезы.
– Или ты избавишься от него, или я помогу избавиться от него за тебя.
Доминик отпрянул от стены, зная, что последует дальше, еще до того, как в доме прозвучал выстрел. На долю секунды стало тихо, а затем Доминик окончательно испугался, услышав плач близнецов из их спальни.
Люцифер ненавидел, когда они плакали. Ангел, как и Дом, быстро усвоил это, после того как им прищемили маленькие ножки. Бедный Матиас от этого только сильнее плакал. Его костлявые ножки были покрыты фиолетовыми и синими синяками.
Он размышлял о том, хватит ли ему сил выбить дверь, и думал о том, правильно ли будет сбежать, боясь, что это только еще больше разозлит отца или, что еще хуже, заставит его дольше сидеть здесь взаперти, не имея возможности защитить своих братьев.
Он перестал плакать и не слышал шагов отца по коридору.