Так как гордость не позволяла донье Доминике находиться в обществе Бовалле, некоторое утешение ей приносили беседы о нем с его лейтенантом. Мастер Данджерфилд весьма охотно поддерживал эту тему, однако он был шокирован, услышав, какого она дурного мнения о его командире. Он допускал, что сэр Николас слишком неистов и бесшабашен, чтобы это пришлось по вкусу даме, но когда Доминика продолжала поносить Бовалле, юноша не выдержал. Похоже было, что именно этого она и добивалась.
— Сеньор, я поражаюсь, что в Англии разводят таких задир и хвастунов.
— Задир? — эхом отозвался Данджерфилд. — Сэр Николас? Полагаю, сеньора, что вам не следует так говорить на борту этого судна.
— О, я не боюсь! — заявила Доминика.
— Вам и нечего бояться, сеньора. Но вы говорите с лейтенантом сэра Николаса. Возможно, мы знаем его лучше, поскольку служим под его началом.
Услышав это, она широко раскрыла глаза.
— Значит, вы все одурачены! Вам так нравится этот человек?
Он улыбнулся ей:
— Сеньора, моряки любят его. Видите ли, он настоящий… настоящий мужчина.
— Настоящий хвастун, — поправила Доминика, скривив губы.
— Нет, сеньора, в самом деле. Я допускаю, что может сложиться такое впечатление, но я не помню случая, чтобы он не выполнил своего обещания. Если бы вы знали его лучше…
— О, сеньор, Боже меня упаси! Не желайте мне узнать получше вашего задиру.
— Может быть, для вас сэр Николас чересчур стремителен. Он идет напрямик к цели и не признает тонкостей, что не всегда нравится дамам.
Ухватившись за эти слова, Доминика задала вопрос, который давно вертелся у нее на языке:
— Насколько я понимаю, сеньор, английские дамы того же мнения, что и я?
— Нет, мне кажется, что сэр Николас им очень нравится, — слегка улыбнувшись, возразил Данджерфилд. — Даже больше, чем ему бы хотелось.
Доминика заметила улыбку.
— Не сомневаюсь, что он большой повеса.
Данджерфилд покачал головой:
— Нет, хотя он и кажется легкомысленным.
Доминика задумалась над его словами, а Данджерфилд, запинаясь, продолжал:
— Однако мне бы не хотелось, сеньора, чтобы вы подумали, будто сэр Николас непочтительно относится к женщинам. Напротив, я полагаю, что он любезен с прекрасным полом.
— Любезен! — воскликнула она. — Не понимаю, как вы можете так говорить! Да он просто грубиян! Крикливый грубиян!
— Сеньора, вам нечего бояться сэра Николаса, — серьезно сказал Данджерфилд. — Ручаюсь, он никогда не обидит того, кто слабее его.
— Мне бояться вашего сэра Николаса? Так знайте же, сеньор, что я не боюсь ни его, ни кого бы то ни было! — с горячностью заявила Доминика.
— Смелая девушка! — раздался одобрительный возглас у нее за спиной. Доминика вздрогнула и, обернувшись, увидела Бовалле, прислонившегося к фальшборту. Он протянул ей руку. — Ну что же, раз вы не боитесь его, пройдитесь и побеседуйте с этим крикливым грубияном.
Мастер Данджерфилд молча ретировался, неучтиво покинув даму. Она постукивала маленькой ножкой по палубе.
— Я не желаю с вами беседовать, сеньор.
— Я не сеньор, дитя мое.
— Верно, сэр Николас.
— Пойдемте! — настаивал он, и его ясные глаза смотрели испытующе.
— По вашему приказанию — ни за что, сэр Николас, — высокомерно сказала Доминика.
— По моей самой смиренной просьбе! — Однако его взгляд противоречил этим словам.
— Благодарю вас, мне и тут хорошо, — ответила Доминика ледяным тоном.
— Ну, раз гора не идет… что же, там есть продолжение.
Бовалле очутился возле Доминики, и она инстинктивно отпрянула, испытывая какую-то сладкую тревогу. Он нахмурился и положил ей руки на плечи.
— Почему вы съежились? Неужели вы действительно думаете, что я могу вас обидеть?
— Нет, то есть не знаю, сеньор. Впрочем, мне все равно.
— Смелые слова, однако вы съежились. Как, вы меня все еще так мало знаете? Обещаю, что вы познакомитесь со мной поближе.