Они скакали по дороге галопом. По обе стороны вставали высокие деревья, призрачные в темноте. Дорога, проложенная в лесу, была ровной, и ехать было легко.
— Мы правильно сделали, что заранее все разузнали, — заметил Джошуа.
Лошадь сэра Николаса споткнулась, и он повернул голову.
— Да, мой Джошуа, на этот раз мы попали в переделку, — сказал он и слегка помахал шпагой.
— По-моему, нам не привыкать, хозяин, — философски изрек Джошуа.
— Как тебе показалось, сколько там было человек?
— Вполне достаточно для нас, — сухо ответил Джошуа. — Но поскольку толстая дама осталась в роще — я признаю, что это правильный шаг, — и у нее завязан рот, мы еще можем выкарабкаться.
— Не думаю, — спокойно сказал сэр Николас. — Они могут потратить время на ее поиски, к тому же, насколько я понимаю, любой негодяй в поместье знает, где донья Доминика, и пошлет туда стражу по моим следам.
В голосе Джошуа зазвучала тревога.
— Что вы, хозяин! Вы пали духом? Коли так, мы действительно погибли.
В ответ раздался смех, который его успокоил.
— Ах ты, трещотка, разве ты не видишь, что я воинственно настроен?
— Мне ли не видеть, сэр, — возразил Джошуа. — Возьму на себя смелость сказать, что в данный момент я нахожу вас опасным. Как пить дать будут проломленные черепа и перерезанные глотки.
Они продолжали путь в молчании, скача бок о бок. Вскоре Бовалле снова заговорил:
— Я могу увести погоню немного в сторону. Поезжай с доньей Доминикой по северо-западной дороге в Вильянову и жди меня там. Понял?
— Хозяин, вы приказываете мне вас покинуть? — спросил оскорбленный Джошуа. — Это не очень-то красиво с вашей стороны.
Он увидел хорошо знакомый ему блеск глаз Бовалле.
— Ого! — тихо сказал сэр Николас. — Ты еще будешь командовать, друг мой? Сделаешь так, как я велел, или тебе не поздоровится!
— Ничего себе, хозяин, хорошенькое обращение! — промолвил Джошуа. — Ну что же, вы командир.
— Если нас одолеют, — продолжал сэр Николас, игнорируя критическое замечание по поводу своего поведения, — в чем я почти не сомневаюсь, скачи с доньей Доминикой во весь опор в Вильянову и жди меня там. Понял?
— Хорошо, хозяин. А если вы не приедете?
— Клянусь Богом, я приеду! — ответил Бовалле. — Как, ты за меня боишься? Так знай же, что я никогда еще так не жаждал сыграть со смертью, как сейчас.
— В это я как раз вполне могу поверить, сэр, и добавлю, что меня это ничуть не успокаивает, — ответил Джошуа. Он глянул вперед и, осадив лошадь, поехал шагом. — Теперь тише! Что там такое?
Впереди вырисовывался дом, калитка которого выходила на дорогу. Ярдах в ста от него виднелось невысокое строение — конюшня, как решил Джошуа.
Сэр Николас соскользнул с седла.
— Это, должно быть, здесь. Следуй за мной.
Сойдя с дороги, он вошел в сумрак леса. Мох заглушал шаги лошадей. Они обогнули дом и под покровом деревьев подошли к нему сзади. Лошадей привязали к молодому деревцу. Сэр Николас отстегнул перевязь и вытащил сверкающий клинок.
— Это будет мне только мешать, — сказал он и оставил ножны на земле. Осмотрев заднюю стену домика, он увидел освещенное окно во втором этаже. — Ага, моя птичка, значит, ты там? — сказал он. — Скоро узнаем. А сейчас мне нужны вы, дон Диего де Карвальо!
Они быстро подошли к парадному входу. Джошуа вытащил длинный кинжал и молча следовал за Бовалле. Теперь сэр Николас шел не прячась, с обнаженной шпагой в руке; он постучал в дверь домика ее узорчатой рукояткой.
— Помоги нам Господь, сейчас мы испытываем свою судьбу! — пробормотал Джошуа, в ужасе от такого дерзкого поведения.
Они услышали, как кто-то довольно нерешительно идет к дверям. Сэр Николас снова властно постучал в дверь, и Джошуа еще тверже сжал в руке свое оружие.
Шаги приближались. Дверь приоткрылась на несколько дюймов, и выглянул камердинер Луис:
— Кто стучал? Что вы хотите?
Джошуа нежно обнял его за шею и приставил ему кинжал к горлу.
— А теперь ни звука, мой ягненочек, или тебе крышка, — тихо сказал он.
Камердинер уставился на него, беззвучно шевеля губами.
— Свяжи его, — приказал сэр Николас и вошел в дом.
На стене в подсвечниках горели свечи. С одной стороны находилась лестница, с другой — дверь. Она быстро распахнулась, и вошел дон Диего со шпагой в руке. У него было встревоженное лицо.
— Никого не впускать! — крикнул он и тут же отпрянул. — Иисус! — вымолвил Диего, едва дыша. Он побелел как полотно, в широко раскрытых глазах был страх.
В дверях стоял Эль Бовалле, высокий и прямой, с дьявольской улыбкой — как мстительный рок, вызванный самым ужасным колдовством.