Матео пробыл в лудусе уже четыре месяца, и его было не так просто провести. Он многое усвоил касательно здешних мужчин и не позволял им сломить себя. И все же, если Титус хочет верить, что он нужен Матео для чего-то большего, чем комфортные условия и лучшие тренировки, был готов подыграть.
Матео улыбнулся и поцеловал Титуса.
— Так и есть, — солгал он.
Титус ухмыльнулся, заканчивая с кожаными полосками.
— У Бориса есть слабое место в его защите слева.
Матео кивнул, взяв себе на заметку.
— Благодарю.
Титус улыбнулся и посмотрел на Матео сверху вниз, встретившись с ним взглядом.
— А ты знаешь, ради чего я так упорно борюсь?
— Ради прославления этого дома и благосклонности богов? — преположил Матео.
Титус пожал плечами.
— Это само собой. Я сражаюсь, потому что хочу войти в историю как один из величайших гладиаторов, когда-либо живших на земле. Я хочу, чтобы мой памятник стоял за пределами этой арены вместе с другими достойными, и чтобы люди, глядя на него, стремились достичь таких же вершин, как я. История создается теми, кто достаточно храбр для того, чтобы рассказать свою собственную.
Слова, сказанные Титусом, тронули Матео до глубины души и вдохновили его. Хотя он мечтал войти в историю, как один из гладиаторов, который сумел получить свободу. Эта была именно та историю, которую он хотел рассказать.
Юноша снова улыбнулся Титусу:
— Еще раз спасибо.
— Пора, — объявил Сервантес.
Матео глубоко вздохнул и последовал за Титусом во внутренний двор, где уже собрались все гладиаторы, выстроившись в круг. Матео прошел в центр круга и остановился перед Сервантесом.
— Настало время посмотреть, насколько тобой были усвоены мои уроки, — сказал Сервантес и жестом пригласил присоединиться к ним Бориса.
Словно неотесанный огромный зверь, гладиатор вышел на середину круга и улыбнулся Матео.
— Я обещаю не особо усердствовать, если ты пообещаешь отдаться мне.
— Это недостойно, Борис, — отметил Сервантес.
— Так мне щадить его жизнь, а? — спросил Борис, глядя на Сервантеса, который лишь помотал головой.
— Это я сохраню тебе жизнь, если ты прекратишь с вопросами, — произнес Матео.
Сервантес не смог сдержать смех и жестом велел обоим мужчинам повернуться лицом к лудусу, где на балконе стоял их доминус, наблюдая за происходящим.
— Засвидетельствуйте свое почтение вашему доминусу.
Все гладиаторы повернулись к Раме, хором скандируя его имя. Матео присоединился к ним, хотя и не уважал этого человека, который продолжал относиться к нему уничижительно. Рама улыбался, упиваясь тем, как его рабы славят его. Он поднял руку в воздух, побуждая их замолчать.
— Сегодня вечером мы увидим, стоишь ли ты тех рубио, что я отдал за тебя, раб. Если ты сможешь пережить сегодняшнее испытание, но потерпишь неудачу, я продам тебя в первый подвернувшийся бордель, — заявил Рама, обращаясь к Матео.
Матео склонил голову:
— Я не подведу, господин.
Мотивации, чтобы победить, было предостаточно, но перспектива быть проданным в бордель послужила мощным дополнительным стимулом.
— Что ж, посмотрим, — сказал Рама и дал сигнал Сервантесу продолжать.
— Оружие, — объявил Сервантес, и двое рабов подбежали к соперникам, протягивая им их боевое снаряжение.
Борис взялся за рукоять огромного меча. Матео достаточно наблюдал за тем, как верзила владеет им, и понимал, о какой слабости Бориса говорил ему Титус, которая наверняка должна проявиться и в грядущей схватке. Глядя на них со стороны, могло показаться, что силы в поединке неравноценны, так как внушительный меч Бориса выглядел куда смертоноснее, чем мечи Матео, но каждый из гладиаторов был обучен владению своим индивидуальным оружием. Считалось, что не имеет значения, кто сойдется в схватке, даже если у одного противника меч, а у другого только рапира или сай. Не имела значения и комплекция противников и даже пол. Все гладиаторы считались равными, если они были обучены должным образом.