— Стойте! — скомандовал Элой, провозгласив это так громко, что заставил толпу утихнуть, а лезвие меча в руках Хараки остановиться всего в нескольких сантиметрах от горла Матео.
Одесса усмехнулся.
— Похоже, что Элой положил глаз на этого парня, — поддразнил он.
— К чему это? Он недостоин этого, так пусть умрет, — возмутился Киджани, нахмурившись ещё сильнее.
— Ты даруешь ему свое благословение? — поинтересовался Симеон у Элоя. Тот факт, что его собрат вступился за юношу, сильно взволновал его, так как подобное случилось впервые.
Элой проигнорировал фразы, брошенные другими богами, и поднял руку, официально останавливая поединок. Харака опустил оружие и склонил голову, отступая на несколько шагов в сторону от Матео, который в недоумении оглядывался по сторонам.
— Этот человек продержался дольше остальных, менее достойных, чем он, и был отважен в бою. Я хочу снова увидеть его на арене в качестве настоящего гладиатора, — заявил Элой, подбадривая толпу, и опустил руку.
— Вау, бог Элой дарует этому человеку свое благословение. И это не удивительно. Почему? Потому что он даже не скрывает похоти в своих глазах, когда смотрит на этого недобитого юношу, — протяжно произнес Одесса, ехидно улыбаясь.
— Просто он заслужил право выйти на арену ещё раз, вот и все, — ответил Элой, усаживаясь обратно на свой трон. Он не сводил глаз с Матео, пока юноша при помощи Хараки пытался подняться на ноги. Они вдвоем удалились с арены под возгласы восторженной толпы.
— Надо было позволить ему умереть, — проворчал Киджани. — Этот ублюдок даже не поблагодарил тебя за то, что ты сохранил ему жизнь. Уже только за это он заслуживает смерти.
— Крайне важно для нас проявлять милосердие, — возразил Симеон.
— Да что ты! — усмехнулся Киджани и пренебрежительно отмахнулся от Симеона, но тот лишь ухмыльнулся, не ожидая ничего другого.
— Кроме того, он был слишком слаб. Когда восстановится, если, конечно, не скончается от полученных ран, уверен, он ещё в полной мере покажет, насколько благодарен, — добавил Симеон.
Киджани перевел взгляд с Симеона на Элоя и поморщился, когда подумал о реальной причине, по которой тот пощадил этого юношу. Его воротило от неконтролируемого желания Элоя познать плотские удовольствия с этими смертными, хотя, по его мнению, ни один из них не был достоин получить доступ к телу бога.
— Я с нетерпением жду следующего поединка, — оповестил Элой и жестом приказал оратору продолжать мероприятие. Он рассчитывал, что гладиаторские бои будут многообещающими.
Колотые и резаные раны на теле Матео горели огнем. Он едва мог передвигать ногами, опираясь практически всем весом на Хараку, который что-то говорил ему, пока они оба, хромая, возвращались к Сервантесу.
— Тебе несказанно повезло, что ты получил благословение бога. Даже не понимаю, чем ты это заслужил, — сказал Харака. — Не уверен, что тебе будут по силам все испытания, которые необходимо пройти для того, чтобы стать гладиатором. Просто запомни этот день.
Матео слышал слова, которые он говорил ему, но пока не осознавал их значения, так как всё ещё не мог придти в себя после длительного пребывания на арене. Очевидно, он продержался не благодаря своему мастерству, так как оно у него отсутствовало, и Харака дал это понять во время сражения. Он поразился тому, что выстоял так долго, и давал себе отчет, что в первую очередь ему помогли двое товарищей по несчастью, которые были с ним на арене. А во вторую — его нежелание умирать.
До той самой минуты, когда он оказался там, на песке, он снова и снова терзал себя размышлениями о том, стоит ли ему опустить руки и умереть, чтобы освободиться от неопределенного и чертовски пугающего будущего или бороться за него, каким бы оно ни было. Только когда его меч схлестнулся с мечом Хараки, он принял окончательное решение.
Харака довел его до зоны ожидания, где Сервантес всё ещё пребывал в недоумении. Матео усадили на скамью, и он зажал рукой самую серьезную из ран, ту, которая на животе.
— Никогда ещё не видел, чтобы боги были милостивы к кому-то столь ничтожному, — сказал Сервантес, нависая над Матео.
— Я тоже, — раздался голос позади них, и все трое устремили свои взгляды на Раму, появившегося у второго входа. — Пусть Кодак присмотрит за ним, чтобы он не отбросил копыта. Помойте его и накормите. Я побуду здесь с твоими остальными гладиаторами до тех пор, пока ты не вернешься.
Сервантес кивнул.
— Хорошо, господин. — Он повернулся к Хараке. — Отнеси его.
Харака что-то проворчал в ответ и подхватил израненного и обессиленного Матео, унося его с арены к экипажу. На обратном пути к дому в отсутствии лекаря Сервантес всячески пытался оказывать юноше первую помощь, чтобы остановить кровотечение и не допустить попадания инфекции. Все время пока наставник обрабатывал его раны, Матео был не в состоянии даже пошевелиться. Единственное, за что он благодарил небеса, помимо того, что еще был жив, это за то, что ему не пришлось следовать до дома на своих двоих.
Когда они наконец добрались до лудуса, его перенесли в одно из помещений в основном строении. Он пытался понять, что происходит, но перед его глазами все плыло, а то и вовсе исчезало. Матео не мог ясно разобрать, что он видит и слышит. Он знал только, что его поместили на поверхность гораздо более мягкую, чем то, на чем ему приходилось лежать с тех пор, как его похитили.
Ему потребовалось совсем немного, чтобы полностью отключиться, особенно в таких комфортных условиях, чему он несказанно обрадовался. Когда Матео пришел в себя, в комнате было темно, если не считать несколько зажженных свечей. Как только он попытался встать, боль в мышцах и жжение в ранах заставили его лечь обратно.
— Лежи спокойно, — произнес приятный женский голос. Женщина приблизилась к его постели. Матео смог рассмотреть, кому принадлежал голос. Девушка оказалась миловидной, светловолосой, с серыми глазами и пухлыми губами, сложенными бантиком, что делало ее похожей на одну из кукол, которая когда-то имелась у его сестры. На вид ей было лет пятнадцать, и нотки теплоты в её голосе умиротворяли его, когда она говорила с ним.
— Ты серьезно пострадал на арене, получив множество ранений. Но они уже заживают.
— Я… я сам не верю, что всё ещё жив, — ответил Матео, вспомнив тот момент на арене, когда перед его глазами промелькнула вся его жизнь. Харака возвышался над ним, подняв меч над головой и готовясь нанести сокрушительный удар, когда его прервал громкий голос, заставивший притихнуть ликующую толпу.
Всё это прокручивалось в его голове, и он всё ещё не верил, что бог его пощадил. Они действительно давали свое благословение лишь самым достойным. Но что делало его более достойным, чем те двое мужчин, что сражались вместе с ним? Почему же они не избежали своей участи?
— Почему меня пощадили? — поинтересовался он у юной леди.
Она пожала плечами.
— Этого никто не знает. Боги редко сохраняют кому-то жизнь и то только гладиаторам. Этого никогда не случалось с рабами, как ты или я.