— А разве гладиаторы не такие же рабы? — уточнил Матео.
Девушка отвела глаза.
— Они являются таковыми, но стоят на самой высокой ступени, поскольку посвящают свою жизнь богам. Принеся себя в жертву, они прославляют дом своего хозяина, а их победы даруют процветания городам, пока они удостаиваются благословения со стороны богов. Сегодня ты тоже заслужил его. — Она приподняла рукой его голову. — Вот, выпей. Тебе необходимо подкрепиться.
Матео жадно пил бульон, который предложила ему девушка, и сбавил темп только тогда, когда она попросила его делать перерывы между глотками. Он был настолько голоден, что если бы у него оставались силы, выхватил бы миску у нее из рук, опустошив её до последней капли. Но Матео был слишком слаб и нуждался в её помощи, поэтому делал маленькие глотки, как она велела, пока весь бульон не закончился. Он облизал губы, стараясь ощутить всю полноту вкуса, так как это было лучшее из того, что ему приходилось есть за последние дни.
— Твой желудок может принять его или отвергнуть. Мы начинаем с бульона, так как пока тебе противопоказана твердая пища, — пояснила она. — А сейчас отдыхай.
Она положила на его лоб влажную ткань, прохлада которой приносила ему удовольствие, так как помогала ему не думать о еде. Его живот по-прежнему урчал, и он хотел ещё бульона, но девушка посоветовала ему воздержаться от этого, если не хочет, чтобы его организм отверг всё, что он уже получил.
Он прислушался к её совету и посвятил свое время сну. Время от времени Матео просыпался, улавливая краем уха мужские разговоры. Когда они разбудили его в очередной раз, он обернулся и увидел сидящего на одной из кроватей гладиатора и, как предположил Матео, лекаря, осматривающего его.
— Ты быстро восстанавливаешься, — произнес лекарь.
— Когда я смогу снова выйти на арену? — поинтересовался гладиатор.
— Ты так стремишься умереть? — проворчал лекарь.
— Во мне горит желание возвысить этот дом в глазах богов, быть благословленным и получить освобождение, — ответил гладиатор.
Лекарь вздохнул:
— Не раньше чем через месяц. Твоя рана была серьезной, слишком глубокой для столь быстрого восстановления. Необходимо дать твоему телу восстановиться, если не хочешь встретить свою смерть, когда в следующий раз выйдешь на арену.
В ответ гладиатор застонал и нахмурился.
— Целый месяц без тренировок. Месяц, когда я буду вынужден пропустить следующие игры.
Лекарь пожал плечами.
— В следующий раз постарайся увернуться от удара врага. — Он закончил с перевязкой и отступил на шаг назад. — Ну все. А теперь отдыхай.
Гладиатор проворчал что-то ещё, чего Матео не расслышал, но судя по смешку, который издал лекарь, это было что-то безобидное. Гладиатор бросил взгляд на Матео и нахмурился еще сильнее.
— И что в тебе такого особенного? — размышлял он.
Матео не стал утруждать себя ответом, так как его у него не было. К тому же он не хотел заострять внимание на том, что походило на издевку, а учитывая то, что они оба ранены, не желал конфликта.
— Какого хрена, Осирис? Оставь мальчишку в покое. Иди отдыхай, — распорядился лекарь, выпроваживая мужчину из помещения. Затем он вернулся к Матео.
— Нам всем хотелось бы понять, что же в тебе такого особенного, что один из самых ветреных богов посчитал тебя достойным жить. Возможно, что твоя жизнь не такая уж и никчемная. И теперь нам нужно просто узнать, какова её цена, — произнес чей-то голос, и Матео признал в нем Раму.
Матео повернул голову и увидел приближающегося к нему господина.
— Он уже идет на поправку, господин, — сообщил лекарь.
— Как успешно? — уточнил Рама.
— Лихорадка наконец отступила. Его организм не отвергает пищу, поэтому мы перешли от бульонов к густым супам. Его раны заживают очень быстро, господин. Шрамы будут едва заметны, — пояснил лекарь.
Рама пренебрежительно взмахнул рукой.
— Меня абсолютно не волнуют его шрамы. Для гладиатора они словно победные трофеи. Он должен принимать их именно так…Если, конечно, когда-нибудь вернется на арену. Ему ещё нужно пройти тренировки. Когда он сможет приступить?
— Не раньше, чем через пару месяцев, господин. Конечно, если вы хотите, чтобы у него и правда был шанс.
Рама зарычал.
— Я даю ему месяц. Я должен понять, что бог Элой разглядел в этом юноше.
— Прошу прощения, господин, но я вынужден возразить. Вы рискуете выпустить на арену гладиатора, чьи силы ещё не восстановились. В результате зрелище будет удручающим, и боги разгневаются, — предостерегал лекарь.
Рама тяжело вздохнул, осознавая затруднительность положения.
— Ох, яйца Киджани! Какие травы тебе нужны, чтобы исцеление протекало быстрее, как у Осириса?
— Медвежья ягода была бы очень кстати. Я бы изготовил из нее мазь и настой. Это ускорит восстановление, — ответил лекарь.
— Я распоряжусь приобрести немного. — Рама посмотрел на Матео. — Скажи мне, юноша, как твое имя?
В веренице событий Матео даже не придавал значения тому, что эти люди, ставшие вершителями его судьбы, даже не узнали его имени, да и судя по всему, раньше это особо их не заботило.
— Матео, господин, — ответил Матео.
Рама удовлетворенно кивнул:
— Матео… Думаю, что могу позволить тебе сохранить его. Это хорошее, звучное имя, достойное гладиатора. Ты приступишь к тренировкам через три недели. Постарайся сделать так, чтобы ты выжил. Ты будешь обучаться японскому стилю ведения боя.
Матео немного приподнялся, оперевшись на локти, и с непониманием посмотрел на Раму:
— Это как, господин?
— Учитывая твою комплекцию, думаю, что тебе лучше всего освоить владение китаной и вакидзаси… коротким мечом, — пояснил Рама, увидев замешательство на лице Матео. — Безусловно, твое тело нуждается в физических нагрузках, так как хочу, чтобы ты набрал мышечной массы. Но я наблюдал за тобой на арене, ты достаточно проворен, и это не может не радовать.
— В этом стиле он будет хорош, господин, — согласился лекарь.
— Так и будет. Итак, бог Элой был милостлив к тебе. Хоть он, как завелось, не прощает неудач, но все же уберег тебя от твоих собственных, так как тебе не суждено было превзойти в бою Хараку. Возможно, пока ты восстанавливаешь свои силы для арены, мы сможем ублажить Элоя другими способами, — сказал Рама, приблизившись еще на несколько шагов к Матео. — Ты девственник?
Матео нервно заморгал, будучи выбитым из колеи столь бестактным вопросом. Просто в бесплодных землях не было принято задавать подобные вопросы в лоб. Чем больше Матео познавал этот, так называемый, цивилизованный мир, тем больше он убеждался, насколько дикими были его нравы, хотя это и не признавалось.
— Да, господин, — откровенно ответил Матео. Ему было девятнадцать, и хотя он и испытывал тягу к мужчинам, Матео никогда не потакал ей.