Йерек и Онурсал влетели в комнату, когда их господин, дрожа, поднимался. Судя по выражению их лиц, они ожидали худшего. Но Конрад не собирался делиться своими снами.
— Оставьте меня. — Тон его отсекал все возможности возразить.
Гамайя, пятясь, покинули спальню.
Граф не знал, кому можно верить.
«Верить», — горько рассмеялся он. Правда в том, что верить нельзя никому.
Он не мог больше сидеть в закрытом помещении. Ему хотелось ощутить на лице ветер, почувствовать хотя бы иллюзию свободы. Интересно, не переживал ли Влад то же самое. Мысли об отце привели к мыслям о сотнях ночей, которые древний вампир провел на крыше этой самой башни, и это определило следующий поступок Конрада. Он накинул плащ, застегнул на шее золотую цепь и, небрежным жестом отстранив гамайя, вышел из покоев.
— Стоять! — бросил он им, словно паре псов.
По лестнице граф бежал, перепрыгивая через две, а то и через три ступеньки, торопясь оказаться под фиолетово-багровыми небесами.
Он распахнул дверь.
Ветер подхватил плащ, облепил вампира тяжелой тканью, а потом вздыбил за спиной графа плотную черную волну, Конрад шагнул на самый край парапета и вспрыгнул на зубец, не оставив ничего между собой и падением в тысячефутовую пропасть.
Он посмотрел вниз.
На миг ему показалось, что он висит в самом центре черного сердца ночи. От ощущения свободы перехватывало дыхание.
Конрад потерял ориентацию в пространстве, голова бешено кружилась, но страха не было.
Сейчас он, если бы пожелал, с радостью шагнул бы навстречу падению, и даже тысячи футов не хватило бы, чтобы убить его.
Да, ему хотелось прыгнуть — и полететь по небу.
У его ног собрались вороны, озабоченно поклевывая кожаные сапоги. Пусть.
— Он не единственный, — хрипло каркнула самая крупная птица, изогнув шею, чтобы взглянуть на вампира глубоко посаженными желтыми глазками.
— Знаю, — ответил Конрад, все еще озирая мир внизу.
— Они все желают твоей смерти. — Скрипучие слова ворона царапали нервы, точно гвоздем по стеклу.
— Знаю.
— Враг за каждым углом.
— Знаю.
— Твои братья метят на твое место.
— Я все это знаю, птица.
— Знаешь, знаешь, но знаешь ли ты, что Питер планирует твое свержение? Что он спит и видит себя господином?
— Тогда я позабочусь о том, чтобы сны его обернулись кошмарами.
— О да-да-да, кошмарами. Прежде чем он умрет — кошмары. Убей их, Конрад. Убей их. Или они убьют тебя.
Конрад перевел взгляд на падальщика. Перспектива новых смертей в старом замке явно возбуждала ворона.
— Ты — создание своего хозяина, не так ли, птица?
— О да-а-а.
— Когда польется кровь, передай это своему господину, в каком бы аду он ни был.
— Да, да, да, да, — прокаркал ворон. — Обмани Питера, прежде чем он обманет тебя. Они все замышляют и интригуют, твои лживые родичи, они хотят, чтобы ты сгнил, хотят разрезать тебя на куски и скормить нам, птицам, да, хотят, хотят, хотят.
— Тогда, возможно, именно это и следует сделать с ними. Пусть их мечты обернутся явью. Это будет подарок им от меня. От меня, Конрада, Кровавого Графа.
— Несущего смерть, это бессмертно, — промолвил ворон.
Конрад услышал шаги на лестнице и быстро отступил в тени, отброшенные многочисленными коньками крыши, достаточно темные и глубокие, чтобы укрыть его.
На башню поднялся Джон Скеллан. Наклонившись, он принялся кормить птиц узкими полосками мяса. Вороны ели из его рук.
Конрад с растущим любопытством следил за представлением, постепенно убеждаясь, что птицы разговаривают с новым гамайя, хотя он стоял недостаточно близко, чтобы расслышать, о чем идет беседа.
— Значит, они говорят и с тобой? — спросил он, выступая из тени.
Скеллан закаркал и замахал руками, отгоняя воронов, после чего повернулся к своему господину.
— Они хорошие товарищи. — На губах его играла лукавая усмешка. — Не задают вопросов и не врут. Чего еще можно требовать от друга?
— Да, — согласился Конрад. — В них есть что-то почти благородное, верно?
— В отличие от твоих братьев.
Откровенность Скеллана удивила Конрада. Он не привык к подобной прямоте слуг. Интересная перемена. Значит, он не ошибся в Скеллане. Новый гамайя, как Йерек, говорит правду в глаза. Подхалимов Конраду и так хватит на несколько жизней.
— В них двоих я не увидел и подобия благородства.
— Собиратели отбросов, они оба, — кивнул Конрад.
Ворон снова пристроился у его ног. Совершенно не боясь вампиров, он клевал ошметки мяса, брошенные Скелланом.
— И все же они не обделены властью при твоем дворе, и ты почтил их, передав командование своими силами в предстоящей войне. Кто-нибудь может подумать, что они главенствуют над тобой. Они, фат и похотливый дурак, над тобой, величайшим из когда-либо обращенных вампиров.
— Что ж, да услышит меня кто-нибудь из слепых богов, клянусь, мы почтим их могилы еще до того, как война окончится.
— Сторонись друзей, а братьев сторонись еще пуще, да?
— Или отодвинь их в сторону, да так, чтобы они сверзлись с края мира.
Конрад ощущал свое сходство с этим вампиром. Он был близок ему, как ни один из отпрысков Влада. Возможно, потому что Скеллан знал свое место в иерархии: как потомок Познера, он не мог соперничать с истинным фон Карштайном; возможно, из-за его прямоты, а возможно, просто из-за того гнусного сна. Он не знал, но чувствовал, что между ними есть родство, а подобное ему доводилось испытывать крайне редко. Всю свою жизнь Конрад вынужден был сражаться за всё, что имел. Даже раньше, до того, как стать вампиром, у него не было настоящих друзей. И теперь все вокруг блюдут лишь свои интересы. Скеллан иной. Он как Конрад. Они оба — отщепенцы. Им неуютно в мире мертвых, оба они себе на уме, и обоих преследуют призраки.
— Конечно, никогда не помешает пнуть их как следует, — сказал Скеллан.
— Да, мы просто обязаны искоренять слабость. В смерти, как и в жизни, выживают только сильнейшие.
— Совершенно согласен.
— В таком случае, мой новый друг, у меня есть для тебя задание.
— Я весь в твоем распоряжении. — Скеллан хищно оскалился.
— Езжай с Фрицем. Стань его тенью. Позаботься, чтобы он не вернулся в Дракенхоф. — В ушах Конрада звучало эхо хриплых криков воронья.
— Можешь доверять мне, — произнес Скеллан без малейшего намека на иронию в голосе.
Тяжкий груз свалился с плеч Конрада, умиротворение легло на сердце. Да, да, он может доверять Скеллану.
Глава 12
Из пепла в пламя
Приграничные области, Сильвания
Панихида по весне, 2057
Тварь бросила его умирать. Каллад поклялся, что злодей еще пожалеет об этой своей ошибке, но тут разум его поглотила боль, и он снова провалился в черноту.
Дварф не знал, долго ли он пролежал без чувств.
Когда сознание вернулось, мир показался ему разбитым на осколки галлюцинации: карканье стервятников, шорох листвы, терпкий запах крови и боль, боль в ранах, но большая часть света расплывалась бессмысленно серым пятном. Он не мог сосредоточиться.
Каллад лежал на спине, не в силах пошевелиться.
«Я не собираюсь умирать».
Он почувствовал, как мышцы левой руки задрожали. Внутренний жар сжигал тело.
Несмотря на решительное намерение жить, дварф знал, что умирает и не может сделать ничего, чтобы изменить это.
Стиснув зубы, борясь с внезапными вспышками боли, он попытался повернуться, и непроглядная тьма вновь накрыла его.
Когда дварф опять выплыл из мрака беспамятства, он был один. Вампир исчез в лесу. Каллад прикусил губу и снова попытался заставить тело двигаться. На лбу его выступила испарина, соленые капли побежали в глаза. Дварфу удалось чуть-чуть приподнять голову — и он увидел, что вампир обобрал мертвых, прихватив все, что могло ему пригодиться.
Но и от этого слабого движения зрение помутилось, а пространство растворилось в черноте агонии.
Он был один. Он не мог шевелиться, не мог думать.