А раз враг не боится, раз его мужество не ослабляет страх, приходится действовать окольными путями. К сожалению, Питер встал в позу, требуя, чтобы живые склонились перед ним, или они погибнут — только вот у него не хватало необходимых средств для осуществления угрозы, и слова вампира казались пустыми. Трупы штурмовали стены, но огонь и кипящая смола отгоняли их.
Защитники не собирались смиренно сдаваться. Требования о подчинении они встречали насмешками и градом гнилых овощей, что совершенно выводило Питера из себя. Вампир рвал и метал, плюясь проклятиями и ругая человечество гнусными отбросами. Все кидаемые с укреплений издевки он относил к себе лично. В итоге трое фермеров втащили на крепостную стену полуразложившуюся окоченевшую тушу коровы и сбросили ее вниз, едва не пришибив озлобленного вампира.
— Ты больше не размышляла над той загадкой, Катя? — спросил Йерек некроманта.
— Я еще немного подумала, Волк, и пришла к тревожной мысли, что это скорее не вопрос, а проклятие.
— Выводы есть?
— Либо множество, либо никаких, если это имеет для тебя какой-то смысл.
— Ни малейшего.
— Ничто не доказывает достоверность твоего предположения, что сила Влада фон Карштайна была заключена в перстне-печатке.
— Я знаю, что это правда, так говорит скот. Кольцо было предательски похищено.
Он слышал эту историю в Миденхейме, когда охотился на Мелингера. Сигмариты опустились до воровства, лишь бы способствовать падению графа-вампира. В отчаянные времена человечество способно на крайние меры. Откуда они узнали о восстанавливающей магии кольца, он понятия не имел, но ни секунды не сомневался, что жрецы были правы. Это объясняло внезапный дикий гнев его отца, бросившего все, что он имел, на костер столь необычной для него ярости, а также причину гибели Влада в Альтдорфе. Кольцо — ключ ко всему. Он должен найти его, найти и уничтожить прежде, чем им завладеет еще кто-то. Йерек давно уже начал подозревать, что именно существование кольца было причиной его затянувшейся человечности. Мысль эта превратилась в навязчивую идею, тлеющую одержимость. Волк думал о Мелингере, о бессердечном монстре, чистокровном вампире, которым стал бывший боец, и о Питере с его всепоглощающей ненавистью к живущим, и даже о Конраде с его прихотями и непостоянством. Любой из них, надев на палец кольцо, мог возвыситься беспредельно, стать абсолютным черным властелином. От этой мысли мороз пробирал Йерека до костей.
— Конечно, теоретически в перстне может скрываться некая целительная магия сильнее моей, но я с подобным никогда не сталкивалась.
— Значит, повторить ее ты не можешь?
— Выковать новое кольцо, делающее тебя по-настоящему бессмертным? Нет.
— Хоть на том спасибо, — вздохнул Йерек. — А ты знаешь кого-нибудь, способного на такое?
— Я же говорю, я еще не встречалась с колдуном, обладающим мастерством, необходимым для сотворения подобного артефакта. Возможно, Фей сумела бы, хотя сомневаюсь. Это старая магия, Волк, а древнее знание давно ускользнуло во тьму. Кольцо фон Карштайна невосстановимо и навек утрачено.
— Если Питер добьется своего, мы двинемся к Альтдорфу. Он хочет разнести город по кирпичику в поисках кольца.
— Он дурак.
— Хуже того, он отчаявшийся дурак.
— А он не думал о том, что сигмариты сожгли старого графа вместе с кольцом? Перстень исчез. Он уничтожен.
— Кто знает, о чем он думает, — если он и вправду думает. Все это чушь. Люди водят за нос нас всех.
— Так что ты от меня хочешь, Волк?
— Усмири дурака.
— Живые сами отлично с этим справляются.
— Нельзя позволить, чтобы это продолжалось, женщина. Они делают из нас посмешище. Это же полный кавардак. — Он посмотрел на стену, по которой гоголем расхаживал туда-сюда человек, передразнивая напыщенный вид Питера. — Один идиот даже объявил, что он происходит из рода истребителя вампиров, ван Хала. Их надо научить покорности. Им надо напомнить, что такое страх.
— И как же ты предлагаешь преподать им этот урок, Волк?
— Предлагать — не мое дело, Питер дал это понять весьма ясно.
— Ерунда, ты же гамайя. Ты отвечаешь только перед новым графом. Если захочешь, я велю своим мертвецам разнести стены по камешку и сожрать живых. Одно твое слово — и это будет сделано.
— А мое слово? — За их спинами стояли неслышно подошедшие Питер фон Карштайн и Рот Мелингер, похожий на лебезящую перед хозяином собачонку. Медовый голос Питера сочился ненавистью. — Мне просто любопытно, чародейка. Мне ты предана так же, как этому сивому дураку?
— Я служу одному хозяину, — холодно ответила Катя.
— О да, моему возлюбленному братцу, как же, как же. Ну так ответь, приказала бы ты мертвецам разнести эти проклятые стены по камешку, если бы я того пожелал.
— Несомненно.
— Я не верю тебе, колдунья, — фыркнул Питер.
— Тогда попроси, мой господин, и узнаешь сам. — Некромант слегка склонила голову, намереваясь этим снисходительным жестом смутить Питера.
— Возможно, и попрошу.
— Давай же, — плотоядно ухмыльнулся Мелингер, — а потом возьми лист из старой волчьей книги и отпусти вампиров, дай им наесться, всем им. Пускай напьются вдоволь. Не будем больше прятаться за спинами зомби. Освободи зверей, Питер. Ты же хочешь этого.
Оскал фон Карштайна был воистину омерзителен. Он оглянулся на человека на стене, того самого, который называл себя Гельмутом ван Халом.
— Ты познаешь страдания, не ведомые ни одному из смертных, — пообещал он, не заботясь о том, что человек не слышит, — и когда ты, наконец, сдохнешь и решишь, что избавился от боли, я верну тебя и буду убивать снова и снова. — Он повернулся к Кате: — Идем, сестра по тени, есть вещи, которые я хочу узнать прежде, чем развяжу тебе руки.
— Тебе стоит лишь спросить.
— О да, спросить, моя маленькая темная обманщица. Именно это я и намерен сделать, хотя сомневаюсь, что мне доставят удовольствие твои ответы.
— Правда редко произносится ради удовольствия, мой господин.
Йерек смотрел вслед уходящей рука об руку паре. Этот интимный жест подобал скорее любовникам, чем врагам. От Волка не укрылось, что Мелингеру неприятно наблюдать подобное зрелище.
— Ревность тебе не идет, — бросил он, отворачиваясь от бывшего друга.
Питер и Катя уже приблизились к стене. Йерек пошел следом и услышал, что кричит вампир защитникам:
— Твое стремление умереть впечатляет, смертный! Однако твои ужимки и кривляния уже перестали быть забавными. Честно говоря, они обернулись хамством. Так что, человечек, я пришел сказать, что ты победил, но, прежде чем твои тупые поклонники запрыгают от радости, хочу пообещать исполнить твое желание. Сегодня ты умрешь, и вы все умрете. Все до единого, женщины и дети, если не склонитесь перед моей властью и не станете служить мне в жизни и в смерти. Пощады не будет! — Последние слова Питер провопил почти в истерике, срывая голос.
Человек на стене улыбнулся, чего Йерек никак не ожидал от того, кто только что услышал свой смертный приговор, и отвесил театральный поклон армии нежити, толпящейся у его порога, намеренно не замечая предводителя вампиров. Питера подстрекали к тому, чтобы он выставил себя еще большим идиотом, чем выглядел раньше. Уловка напомнила Волку отвлекающую интермедию ловкачей-аферистов. Люди хотели, чтобы фон Карштайн не отрывал взгляда от стен, так не значит ли это, что они не желают, чтобы он увидел еще что-то? Где таится настоящая угроза?
Йерек успокоил себя тем, что это скоро выяснится, и если Питер и Мелингер в результате пострадают, что ж, он не будет плакать по этой парочке. Его терзали противоречия. Фон Зерт права, он — гамайя, но он также и человек, или, по крайней мере, малая часть человека. Как гамайя, он служит другому хозяину и не обязан быть верным Питеру, чего, в сущности, и требует от него Конрад, а как человек, он, кажется, молится о таком же исходе, только совсем по другим причинам.