Добрых пять минут смотрел он на вычурное кольцо с темным камнем.
Он не мог поверить, что сигмариты были так глупы, что не тронули перстень — ключ к власти графа-вампира.
Возбужденный до предела, он снял кольцо с пальца скелета и сам надел его. Волк ожидал ощутить что-то — трепет энергии, которая хлынула бы в его порченые вены, ответный крик бессмертия, но не почувствовал ничего. Йерек поднес руку к лицу и уставился на крылья, раскинувшиеся над его сжатым кулаком. Ничего. Пусто.
Может, нужно пустить себе кровь? Может, она связывала вампира и перстень? Может, тогда он почувствует силу?
И вдруг до него дошло. Несмотря на всю свою броскость, крылатый перстень не был знаменитым кольцом фон Карштайна и не обладал чудовищной мощью исцеления — красивая безделушка, и только. Стоило ли вообще ожидать, что кольцо будет на пальце трупа? Все правильно: жрецы похитили перстень, чтобы лишить фон Карштайна его сверхъестественной силы.
Йерек не мог заставить себя поверить в это.
Он спрыгнул в яму и принялся расшвыривать землю и кости.
Ничего.
Кольцо могло быть где угодно.
Не зная, кто его взял, невозможно определить, где оно сейчас.
Значит, ему не остается ничего, кроме как вернуться ко двору Конрада с пустыми руками, молясь без всяких на то оснований, чтобы след кольца обрывался тут, в тихом саду Морра. Но он понимал, что это не так. След вел от вора, укравшего перстень, но Волк не в силах был отыскать его. Он мог лишь надеяться вырвать кольцо у нынешнего владельца, когда перстень всплывет, — а это, разумеется, произойдет. Такие зловещие артефакты надолго не теряются.
Пусть лучше всякий, кто станет разнюхивать и задавать вопросы, решит, что он отыскал бесценный секрет Влада и улизнул с ним.
Йерек вылез из могилы и стряхнул грязь с одежды.
Затем Волк сжал кулак и похрустел костяшками, чтобы могильщик наверняка увидел, что именно вампир забрал у трупа. Он протянул было руку, чтобы помочь старику выбраться из ямы, но передумал, и могильщик остался стоять по колено в грязи и костях мертвеца. Пусть потом сам оправдывается.
— Тебе повезло, старик. Ты будешь жить, по крайней мере до рассвета, когда жрецы вздернут тебя за надругательство над мощами их благословенного святого.
Глава 18
Брать, невзирая на лица
Двор Кровавого Графа, Сильвания
Ночь воронов
Вдоль стен выстроились женщины. Конрад, граф-вампир Сильвании, удобно расположился на обсидиановом троне своего предшественника, наслаждаясь пьянящими ароматами еды. Влад, как и многие, лишившиеся души, окружал себя красотой, словно она могла как-то заполнить пустоту, созданную смертью. Конрад презирал подобные глупости. Красота в том, чтобы брать, а не восхищаться чем-то неосязаемым. Брать, брать и брать.
Конрад вздохнул и махнул рукой в сторону великолепной блондинки. Кожа ее казалась такой же темной, как миндалевидные глаза красавицы. Она яростно мотала головой, борясь с хваткой отмыкающих кандалы тюремщиков. Женщина всхлипывала, умоляла, лягалась и кричала. О да, красота определенно в том, чтобы брать то, чего тебе хочется. Страх девчонки возбуждал Конрада. В нем куда больше страсти, чем в тихой покорности. Всегда приятней, когда жертва сопротивляется. Тогда пища становится желанней — чужое всегда кажется вкусней.
Сто одиннадцать обнаженных женщин стояли, прикованные к стенам главного зала, — только ради его наслаждения. Их кровь пела ему. Он нюхом чуял уникальность каждой — девственниц и старух, матерей и вдов. Все они обладали своим неповторимым запахом. Он смотрел на женщин и на свой двор, жаждущий женской плоти.
— Вот, — важно произнес граф, — что отличает и разделяет нас. В моей власти дать то, чего вы хотите. Так насытимся же!
Женщина завизжала, когда ее швырнули к ногам Конрада. Рабы поставили жертву на колени. Онурсал, гамайя, шагнул вперед, намотал на кулак густую прядь женских волос и поволок несчастную по полу. Ее босые ноги стукались о холодный камень, руки беспомощно молотили по плитам, женщина пыталась остановить боль, разрастающуюся внутри нее.
Это была власть, пьянящая власть.
Только вот другие жаждут того, что он имеет, и стремятся отобрать это у него.
Красота в том, чтобы брать.
Конрад был бы глупцом, если бы решил, что он уже в безопасности. Пусть Питер, Фриц и Ганс мертвы, но предательство еще прячется в каждой тени, дожидается возможности расправиться с ним. Такова природа зверя: он окружил себя хищниками. Проявить слабость означает пригласить смерть. В этой комнате нет существа, которое не насладилось бы его свержением и пожиранием его трупа, чтобы самому занять место графа.
Он обвёл взглядом комнату, нагих женщин и мертвецов.
Среди них не было друзей Конрада, и не верил он никому. Впрочем, они смотрят на него точно так же: они желают его смерти.
«Ну и пусть желают», — с горечью подумал вампир. Он не доставит им радости увидеть хотя бы намек на слабость. Он будет совершенством, владыкой своего народа, хозяином дома, жестоким и коварным, порочным и везучим, незыблемым и бессмертным.
Граф хлопнул в ладоши, и два раба пустили женщине кровь, торопясь удовлетворить желание своего господина.
Конрад принюхался, и ноздри его затрепетали. Аромат свежей крови кружил голову.
Он больше не станет себе отказывать.
Удовольствие в том, чтобы брать.
Конрад первым приступил к трапезе. Держащие женщину рабы рассекли ей руки от кисти до ямки у локтя, так что густой нектар хлынул в горло вампира сладким фонтаном. Он смаковал вязкую жидкость, льющуюся по его губам и подбородку.
— Еще! — приказал он, торопясь ощутить новый вкус, еще не успев осушить эту. Вот в чем красота скота: все они разные, их кровь отражает богатство и глубину их жизней — кроме крови юных и неопытных, конечно, в ней своя прелесть.
Рабы бросили первую женщину на забаву упырям, пожирателям мертвой плоти.
Ее сменила совсем молоденькая девушка, почти ребенок, с кровью невинной, полной соблазнов. Сейчас он отведает этот деликатес.
Конрад откинулся на спинку трона, открыл рот, а плотоядно ухмыляющийся раб провел ножом по девичьему запястью.
Она закричала, когда ее кровь закапала в рот вампира. Конрад кивнул, и слуга оттолкнул девчонку. Граф едва попробовал ее, предпочтя подарить лакомый кусочек одному из своих приближенных. Он знал их слабости, знал, чего они жаждут, будь то молодость или старость, юноша или женщина. Всегда важно знать потребности окружающих тебя, знать их самые интимные склонности. Это окупится. Любые слабости слуг всегда можно обратить против них. Онурсал, темнокожий великан, поймал и осушил жертву, а когда ее труп шлепнулся на пол, переступил через тело и поклонился Конраду:
— Благодарю, мой господин.
Конрад ответил вампиру кривой улыбкой. Да. Он знал свой народ и его слабости.
По всему залу другие гамайя насыщались вместе со своим господином.
Хотя не все, отметил Конрад, увидев, что Йерек не присоединился к пиршеству.
Йерек.
С тех пор, как гамайя вернулся после разгрома у Нулна, он был сам не свой. Конраду хотелось верить, что преданность Волка не пошатнулась, что его младший брат знает свое место, но… Йерек был фон Карштайном, как и Фриц, и Питер, и Ганс, как и он сам. Скверна Влада пачкала его вены. Почему бы и ему не домогаться власти Конрада? Это его кровное право, право наследия. Он фон Карштайн, и теперь, когда из всех братьев в смерти остался лишь Конрад, как же Волку не желать графского титула, не жаждать большего? На его месте Конрад не смог бы противостоять стремлению к власти. Значит, проблема по-прежнему существует.
Волк — законченный хищник, безжалостный к своим врагам.
Итак, Волк — его враг? А как же иначе, когда на кону — господство!
Красота в том, чтобы брать. Вот единственная правда жизни.
Конрад отвернулся от отступника, обратив довольный взор на жадно пьющего Скеллана. За несколько минут Скеллан испробовал все доступные ему вкусы крови. Конрад наблюдал, как вампир приблизился к старухе с дряблой, усеянной пятнами кожей, свисающей с хрупких костей, и запустил пятерню в волосы женщины, запрокидывая ее голову. Поймав испытующий взгляд Конрада, Скеллан рассмеялся, крикнул: