— Тот, кто это сделал, пострадал гораздо больше, чем я — уж об этом я позаботилась, — сказала она ему с некоторой твёрдостью в голосе.
— Хорошо, — просто сказал он, ища что-то в её взгляде. Чтобы он там ни увидел, оно, наверное, его удовлетворило, поскольку он отвернулся, и принялся искать выход. — Иногда применение силы оправдано, но жестокость всегда причиняет тебе такую же боль, как и им, — добавил он сухим тоном, который использовал, когда читал нотации.
Мойра поморщилась: «Знал бы ты, как это верно…»
Глава 26
Снова оказавшись на поверхности, они собрались на улице снаружи останков дома Графа Бэрлэйгена. Никто из них не выглядел особо хорошо, кроме Мордэкая — только что вернувшись из своего нечеловеческого состояния, он был в идеальном состоянии, за исключением того факта, что штанов на нём всё ещё не было.
Грэм, в сравнении с ним, едва стоял, несмотря на усилия Мойры и, позже, Сэлиора по его исцелению. Он снова надел броню, поэтому его тело не было видимым, но его поза передавала ощущение совершенного истощения. Кассандра, с другой стороны, была физически в порядке, но массивное тело драконицы было покрыто пылью и грязью. Она также была в плохом настроении. Резкое обращение Мойры действовало ей на нервы.
Сэлиор выглядел лишь униженным. Он отказывался смотреть Мордэкаю в глаза.
— Ты, похоже, не особо рад меня видеть, — сказал отец Мойры прозаичным тоном, из-за чего трудно было сказать, шутит ли он.
— Я бы солгал, сказав иначе, — признал бог света.
— Ты думал, что поймал меня в ловушку, — добавил Морт.
— Ты и был в ловушке.
— Ха! Ты не учёл мою замечательную дочку. — Мордэкай подмигнул Мойре, подчёркивая своё провозглашение.
— Сэр, вставил Грэм, — вы не хотели бы, чтобы я нашёл вам что-нибудь надеть?
— Х-м-м? О! Забыл об этом, — сказал Морт. Произнеся слово, он добавил иллюзорные штаны. Наклонившись к уху Мойры, он прошептал: — Некоторые люди никогда не меняются, э?
Шутка его не совсем до неё дошла, и у неё не было сил смущаться из-за него, но Мойра всё равно притворно улыбнулась.
— Отец, тебе нужно знать кое-ч…
— Секундочку, — сказал Морт, подняв ладонь. — Тебе эта погода кажется естественной?
Мойра не могла «чувствовать» погоду так, как он, но знала, почему он спрашивал:
— Нет, мне пришлось её изменить во время битвы за город.
— Она всё ещё нужна нам такой? — спросил он. — Я действительно хотел бы, чтобы сегодня был солнечный день.
Она вздохнула:
— Нет, бой уже закончился.
Сделав долгий выдох, он расфокусировал зрение, а его тело будто заколебалось, на миг потеряв вещественность. Высоко в небе ветра стали дуть сильнее, и облака покатились прочь, открыв скрывавшееся за ними синее небо. Вскоре солнце снова сияло, и в воздухе ощущалось больше свежести.
— Так-то лучше, — наконец сказал он.
— Отец…
Мордэкай нахмурился, когда ему в голову пришла мысль:
— А как ты изменила погоду? Ты услышала ветер? — Его лицо являло сочетание волнения и ожидание одновременно.
— Нет, я использовала силу Кассандры. Слушай, пока тебя не было, много чего случилось…
— Ты сделала это самым обычным волшебством? Разве ты не осознаёшь, насколько это опасно?! Я знаю, что ты сильная, но я думаю о том, что могло бы с…
Мойра вышла из себя:
— Папа! Заткнись, а? Я пытаюсь рассказать тебе, что случилось!
Грэм дёрнулся, опустив взгляд. Мордэкай был ему почти вторым отцом, но услышанного им упрёка, который Мойра адресовала Графу, Грэму стало глубоко неудобно.
Морт вздрогнул от её тона, но не стал спорить:
— Тебе придётся простить меня. Мой разум не такой сфокусированный, каким ему следует быть. После такого соединения с землёй, ну, мои мысли очень туманные.
Ей было неприятно от того, как она него окрысилась, но ничего кроме раздражения у неё не осталось:
— Была битва, большая битва. Я хотела освободить город, но теперь половина населения мертва.
— Где мы? — спросил он, не думая, но затем вперил в неё твёрдый взгляд: — Что ты сказала?
— Я убила половину города. Это — Хэйлэм, в Данбаре.
— Ты освободила половину города, — поправил Грэм. — За смерти отвечает враг.
Взгляд Графа метнулся к Грэму, а затем снова к его дочери. Теперь он узнал выражение в её взгляде, и от этого ему хотелось плакать по ней, но он удержал себя в руках. Никто не сможет дать ей прощение, в котором она нуждалась — Мойре придётся самой его для себя найти. Вместо того, чтобы попытаться, он решил оставаться практичным, позже его слова будут иметь больший вес.