Мордэкай сжал её ещё сильнее:
— Никто не идеален. Так могло бы быть лучше, а могло бы и не быть. Что если бы пришла твоя мать? Кто знает, что случилось бы? Возможно, она смогла бы сделать что-то ещё, или, быть может, она бы погибла. Стала ли бы ты тогда винить себя? Если я чему и научился за годы, так это тому, что «что если» никогда не помогают.
— Но я теперь стала чудовищем…
Он тихо засмеялся глубоко у себя в груди:
— Да, ты — моё дорогое, милое, маленькое чудовище, и я всё равно тебя люблю.
— Что?
Он отстранил голову, и посмотрел на неё:
— Ты что, действительно думала, что я больше не буду тебя любить? Глупышка, папы никогда не перестают любить своих маленьких девочек.
Она расплакалась ещё сильнее, когда всё скопившееся в ней за последние недели давление медленно вышло наружу. Он обнимал её, и бормотал утешительную ерунду, будто она всё ещё была маленькой девочкой, но это её не беспокоило. В этот миг она только этого и хотела.
В конце концов она замерла, полностью опустошённая. Вытерев глаза рукавом, она спросила:
— Что ты будешь делать?
— Ну, убивать я тебя не буду, если ты об этом подумала. Об этой чепухе ты можешь теперь просто забыть, — ответил он.
— Но я же опасна.
— Я тоже, — просто сказал он. — Мы все опасны, хотя некоторые опаснее других.
Мойра нахмурилась, гадая, понимал ли он на самом деле:
— Нет, я могу всё уничтожить. Я могла бы захватить весь мир.
— Ага, я тоже, — иронично ответил он. Твёрдо посмотрев её в глаза, он продолжил: — Могущество — это могущество, Мойра. Оно бывает разных видов, но суть его всегда одинакова. Если следовать твоей логике, то меня уже давным-давно следовало предать смерти, но я до сих пор здесь. Важно то, готова ли ты взять ответственность за себя.
— Я больше не человек, Папа. Это не одно и то же. Я превращаюсь во что-то другое. Ты не можешь мне доверять. В конце концов я потеряю контроль, — добавила она, пытаясь объяснить.
Мордэкай снова засмеялся:
— Ага, мне она тоже пыталась скормить мне эту лажу, и я думаю, что она сама в это верит.
— Но это так.
— Только если ты в это веришь, — уверенно сказал он. — Хочешь знать, откуда мне это известно?
Она кивнула, в ней начала зарождаться надежда.
— Потому что род Сэнтиров не всезнающий. Они видели тех, кто испортился, кого они поймали. Ты действительно думаешь, что только эти и нарушали правила? Как думаешь, сколько магов Сэнтиров за тысячу лет поддались искушению, и использовали свою силу, чтобы изменить чей-то разум?
Мойра тупо уставилась на него:
— Не знаю…
Её отец улыбнулся:
— Вот именно! Ты не знаешь. Никто не знает. Но я вот что тебе скажу. Их было гораздо больше, чем те, кто испортился — гораздо больше, чем им было известно. Готов предположить, что минимум половина всех когда-либо живших волшебников Сэнтиров пробовала делать это хотя бы однажды. Это просто человеческая природа. Ваша сила опасна и работает с редкой тонкостью, но это всё равно лишь инструмент. Я понимаю, что она вредит и тому, кто ею пользуется, но твой выбор всё ещё остаётся за тобой.
К тому же, у меня есть ещё по крайней мере одна причина верить, что ты не уничтожить и не поработишь мир.
— Какая? — спросила она.
— Рок Иллэниэла, — ответил он, постучав себя по виску. — Эта штука в моей голове преследовала мой род две тысячи лет. Для этого есть причина. Она не просто была украдена, хотя сперва именно так и полагалось. Теперь причина этого — передо мной, или, по крайней мере, одна половина причины. Вторая половина — это твой брат.
— Ты же знаешь, что я не унаследовала память от моего отца, — сказала Мойра. Знание лошти передавалось лишь одному потомку в поколении. Её биологический отец им не обладал, хотя и был Иллэниэлом.
— В том-то и заключается его прелесть, — сказал Мордэкай. — Важен именно твой дар. Ты — последняя из живущих волшебников Сэнтиров, а твой брат — Первый волшебник Иллэниэлов. У него есть знания, даруемые лошти, но это — лишь часть головоломки.
— Но он же не первый волшебник Иллэниэлов.
— Ты помнишь историю, которую я поведал вам годы тому назад, о Тирионе? — напомнил Мордэкай.
— Да, она была ужасной, — с некоторым отвращением сказала она.
— Помнишь дар Рощи Иллэниэл.
Она сжала губы:
— У Тириона его не было. Ни у кого не было, потому что Роща Иллэниэл не создавала людей-рабов. И даже когда он украл другие дарования, дар Иллэниэлов он не получил.