Да. Об этом спрашивают все.
Увидев Малыша, Морган почему-то решил, что его мать — Шайя. А может, просто пошутил, заявив: «Я был близко знаком с твоей мамой, крошка!»
Аджи бы зарычал. Зубы показал. Аджи вообще любил, чтобы от меня держались подальше. Ему слишком часто приходилось меня защищать. У Малыша опыта куда меньше. И характер совсем другой.
То ли у Моргана свое собственное чутье, то ли отчаянная голова Морган.
Когда я улыбнулась, он смотрел на меня.
Я подумала, что если он останется жив, то сертификат ему заменят. Или не заменят. Мне кидали надежду, как кость собаке; я сама понимала, что врут, но брала, как собака же…
— Ладно, — сказал Морган. — Пойду, что ли, сдамся врачам. А там…
Что — «там», освещено не было, потому что великолепный местер Стюарт развернулся, закинул на плечо сумку в полсебя размером, и с неожиданной уверенностью зашагал к лифту, бросив через плечо: «еще увидимся».
Спина у него была широченная. И загривок — тяжелый, бычий.
Я вдруг подумала, что у ррит такие вот загривки. Но шея длиннее, чем у людей, и оттого они не выглядят грузными. Они вообще очень легкие при своих размерах, ррит. Двигаются быстро, — так, что человек порой не успевает отследить начальную точку. Конечную не успевает определить уже по другой причине…
Морган. Ты смелый. И умный. И это очень на тебя не похоже, — заявить, что не хочешь проливать красную кровь и едва ли не тут же наняться стрелять в солдат… Хотя случается всякое. По двадцатисемилетней мне вряд ли можно было сказать, что меня вскоре казнят за тройное убийство.
Некоторое время спустя мы с Малышом отправились к тому же лифту — на жилую палубу.
И ничего страшного. Со мной перездоровались и перезнакомились, мы вместе посмеялись над моим хвастливым нуктой, девчонки порадовались за нас, что мы не оказались на борту погибшего каравана. От двадцати до пятидесяти лет, все они называли себя «девчонками»…
Я же помню. Так было всегда, это традиция, в которой я еще наставляла маленькую Эльсу. Странно это, возвращаться в прошлое, — самой изменившейся, почти чужой. И радость тяжела, потому что любая из тех, чье имя я еще не успела запомнить, может исчезнуть скоро…
Я тоже могу.
Мы все.
Вместе с этим исполинским кораблем, самым мощным в Галактике, вместе с объединенным флотом человечества, вместе с самим человечеством…
Так.
Хватит.
Малыша у меня отобрали и впихнули в вольер за переборкой. Прежде я с такими порядками не сталкивалась, и очень удивилась. Это психологи намутили, оказалось, в заботах о нашей человеческой и женской натуре. Чтобы хвостатое биологическое оружие не превращалось в сексуальный фетиш, что ли? Я вспомнила местера Хейнрри с его тестами и беседами, и почти разозлилась.
«Да брось! — сказали мне. — Они же как дети, пускай там пообщаются между собой».
И то правда.
А вообще никогда бы не сказала, что нахожусь на военном корабле. Словно на дорогом заатмосферном лайнере, здесь не экономили пространства. Волейбол? Бассейн? Пожалуйста. Уютные спальни на шестерых, душевые, общий холл с коврами и диванами, киноэкраны, информационные базы, доступ ко всем последним новостям — хотя, строго говоря, отсюда и исходили все последние новости…
И гитара осторожно прислонена к стене в углу.
И еще — телещиты, имитирующие окна. Такие же, как на пассажирских кораблях. Продолговатые большие иллюминаторы, в которые глядит бесконечное звездное небо. Оно над головой, под ногами, везде. Полная иллюзия глубины: можно очень долго смотреть и думать о чем-нибудь.
Маленькие дети, впервые попавшие на корабль, верят, что это настоящие иллюминаторы. Я видела как-то — смуглая кроха с косичками трогала стекло ладошкой, тут же отдергивала и робко трогала снова, неотрывно глядя на огни звезд. В другой руке у нее была зажата кукла из серии «инопланетные подружки Барби», девочка-анкайи с настоящими пушистыми ресницами…
Повинуясь неожиданному желанию, я тоже прикоснулась к поверхности щита. Даже на ощупь «окно» было прохладнее стен, — таковы установки модели, обычной бытовой модели, какую можно поставить и в дом. И представлять, что там, за чуть-чуть прохладным стеклом, абсолютный ноль и чуждая человеку бездна…
Здесь, на борту военного корабля, представлялось еще, как от бездн идет враг. Идет не захватывать и покорять — уничтожать, мстить, и месть его справедлива.