Зато команда судна любовалась битвой вместе с детьми и мужьями Ладгерды. Кажется, при этом установилось некое взаимопонимание. Авторитет мастеров позволил им нанять катер, но первые часы пути рыбаки поглядывали на нукт с опасливым подозрением. Зрелище того, как хвостатые звери, словно люди-болельщики, одобряют хороший удар, растрогало морских волков.
Я аплодировала. Победив, Малыш направился ко мне и обошел кругом. Я почесала ему шейку. Нукта замурлыкал и пихнул меня головой так, что я плюхнулась на палубу.
Аджи тоже так делал. Воспоминание уже не оказалось пронзительно горьким. Я хохотала и бранила Малыша, вокруг тоже смеялись. Нота грусти. Как воспоминание о юности.
От берега нам по прямой пришлось пройти что-то около ста километров. Живое оружие одолело их за час. Наша «крыса» следовала за прайдом. Сверху мы увидели базу раньше нукт. Взорванную. Среди пожженного и поваленного леса зияла воронка, большого радиуса, но неглубокая. Вокруг лежали бетонные блоки, еще какой-то мусор, разбросанный взрывом. Запустение. И никаких следов.
Мы вышли из машины. Игорь, сев на корточки, оглядел воронку и нехорошо засмеялся. Я вздрогнула.
— Разумеется, — сказал мне мастер-австриец. — Ты сбежала. Они знали, что в питомник. В отличие от властей планеты мы не прикормлены. Они испугались и решили замести следы.
— Ага, щаз! — сказал мастер-русский.
Ладгерда зарычала. Тихо, но так, что сердце упало в живот. Она нюхала воздух. Нукты успели повзбираться на стволы и остатки стен и как один смотрели в том же направлении, что и самка. Взволнованный и собранный Малыш подошел ко мне и что-то по-своему сказал. На миг полыхнул яркий образ большого леса и какой-то цели в нем, убежавшей далеко, но не так далеко, чтобы потерять ее.
Двадцать часов шли нукты мстить за сородича. На пределе возможностей, не думая отдыхать. Они могли себе это позволить. Подобная гонка не отражалась на их боеспособности. Мы вели машину по очереди. У меня не получалось уснуть в кресле, но не выходило и бодрствовать, я сидела в какой-то нервной полудреме. Малыш бежал внизу, вместе с прайдом. Его азартное возбуждение передавалось мне. Вероятно, в команде Эндриса только он сам был действительно умным человеком. После его гибели социально альтернативные индивидуумы уже не могли осмыслить все обстоятельства. Новая их дислокация находилась на том же материке, даже не под землей. Ладгерда чуяла их, как шматки дерьма на столе.
Самка во время погони сама себя распалила до ярости и вполне могла кинуться в лобовую атаку. Игорь остановил ее. В случае шума альтернативные могли запустить уничтожение данных, а то и самой базы. Риск был совершенно ни к чему.
Я не знаю, чего там было дальше. Мы с Малышом не участвовали в захвате. Дитрих не пустил. Сказал, что Малыш еще недостаточно обучен. Он, конечно, был прав, но остальных-то вообще не учили… Анжела посмотрела на меня и понимающе улыбнулась. Я пожала плечами.
Как только дети Ладгерды отсигналили ей о превращении противника в добычу — то есть о том, что люди в здании больше не собираются драться, а только дрожат от ужаса — она остановила атаку. Так я узнала, что нукты все-таки умеют брать пленных. Если с ними работает мастер. Мастер, который способен умиротворить силу…
Мужчины пошли допрашивать уцелевших. А мы с Анжелой — искать Итию. Собственно, нашла ее Ладгерда, а мы пытались найти вход в наполовину уведенный под землю бункер. Пока она же не прошибла для нас стену.
Я успела удивиться, почему Ития не сделала того же изнутри. Но почувствовала запах. В нем есть что-то от лимона с корицей, но он слишком явно химический.
Эс. Эс. Эйч.
Для людей этот газ безвреден.
Малыш помог нам с Анжелой спуститься на пол из пролома, но сразу выскочил наружу, жалобно пища. Потолок залы оказался высоким для нас. Пленнице негде было встать на задние лапы. Впрочем, она уже и не могла этого сделать.
Я прошла вглубь и встала перед ней. Понять было нетрудно. Ития умирала. Она дышала адской смесью уже несколько лет. Даже могучий организм нукты, выдерживающий такое, что из порождений Земли могут снести разве что некоторые бактерии, сдавался. Ития, сестра Шайи, последняя, самая совершенная модификация прекраснейшего из орудий убийства. Я так и не узнала, в чем же заключалось усовершенствование.
Я подошла ближе. Опустила веки.
Ментальный образ.
Я видела ее снова, но иначе. Глаза воспринимали Итию как странное сооружение из выгнутых листов черной брони и широких торчащих лезвий, неуклюже сваленное под стеной.
Я видела человека. Девочку. Страшно истощенную. Четырнадцатилетняя, она выглядела на двенадцать, но ее груди оказались большими и мягкими, как у рожавшей. У нее были длинные ресницы и шея лебеди. Точеный носик и брови, словно нарисованные местером Санди. На сером от мук лице читалась неизлечимая болезнь.
Она подняла страдальческие глаза. Бездонные и совершенно черные, как небытие.
Я отразилась в них.
В женщине, которая склонялась над Итией, было около восьми метров в высоту и двадцать — от носа до кончика хвоста. Мощную, иззелена-черную броню во многих местах пятнали светлые полосы, следы стянувшихся рассечений. Особенно много — на голове. Странно звучит, но я узнавала себя.
Девочка потянулась ко мне. Я положила ей руку на лоб.
— Янина, — окликнула Анжела. Я открыла глаза и вздрогнула. Все-таки человеку привычнее общаться с человеком, несмотря ни на что. Маленькая нуктовая девушка слишком большая для меня. — Янина, нужно ее вытащить отсюда немедленно. Она выживет.
Разумные расы охотно делятся своими достижениями в «гуманитарных» науках. Еще охотнее демонстрируют искусство. Но все, что касается или каким-то образом может касаться, или коснется в будущем их техники, — держится в строжайшей тайне. Даже теоретическая физика. Никто не знает, как движутся гипертехнологичные корабли хуманов. Никто не знает, как работают компьютеры анкайи, которые по нашей логике даже существовать не могут. Люди сумели уничтожить флот ррит, но повторить экологичность и маневренность их кораблей не смогли. Вселенная очень сложна. Наука инвариантна только на низшей стадии. Когда она выходит за определенную грань, то становится разной.