Это неописуемое наслаждение — когда биопластик обтекает тебя. Физическое наслаждение. Такое, которое не изнуряет, а наоборот, придает сил. Снимает возраст. Я не чувствовала брезгливости, забирая мои ленты с мертвого тела. Деньги не пахнут, а на биопластике не бывает ни крови, ни грязи.
Когда контур стал невидимым на мне, я глубоко вздохнула. И почувствовала между грудей что-то твердое.
Карта. Неглупый человек залил ее в пластик.
Игорь так и подпрыгнул, когда я вручила ему карту.
— Где? — выдохнул мастер.
— В нагрудном кармане начальника охраны, — сказала я. — Может, сканер не взял? Там кровь, мясо…
Игорь скрежетнул зубами.
— Ты за этим ходила? — вдруг спросил Дитрих.
Я посмотрела ему в глаза.
— А за чем же?
…Шумел ветер в кронах. Кое-где виднелись желтые листья. К зиме они пожухнут и опадут. Прекрасная Терра-без-номера, слишком похожая на Древнюю Землю. Люди могли бы выменять ее у анкайи на одну из номерных планет, для анкайи эта колония не представляла такой сентиментальной ценности. Но после победоносной войны с самой могущественной расой Галактики люди просто не могли опускаться до мены. Мы имели право иметь. Все и всех.
Обратный путь занял пару дней. Стремительный прайд проломил дорогу сквозь леса, но Ития все равно не могла идти быстро. Впрочем, ей час от часа становилось лучше. Малыш очень удивился, обнюхавшись с ней. Ития сказала мне несколько слов. Она была рада, что Малыш нашел меня. Но как он появился на свет, она не знала. Как только она родила яйца, их забрали. Она чуяла их, но ей было так плохо, что она не понимала, что с ними происходит.
Наверно, инкубатор. Но почему тогда вылупился только Малыш? И как он сбежал?
Игорь уже в «крысе» запихал карту в браслетный компьютер и пытался пробиться сквозь шифр. Он сам сказал, что занятие это дурацкое, дома есть нужные программы, но он не может удержаться.
6
Не было инкубатора. С какой-то непонятной целью четыре яйца, отнятые у самки, просто положили в темное место. Одно забрали и разбили. Может, на опыты. Яйца нукт не портятся в принципе. Только останавливают развитие зародыша. За стеной, которой касалась скорлупка Малыша, проходила тепловая струна. Люди ее не чувствовали и о ней не задумывались. Но нукте оказалось достаточно полутора-двух градусов лишнего тепла.
Он убежал в лес. Но далеко не ушел. Не понимая, что его останавливает, и что он чувствует. Боль матери заставила его расти с предельной скоростью. А потом появилась я.
— Ты ведь не маму звала, — тихо сказал мне Дитрих, — в беспамятстве. Ты звала живое оружие. Он услышал тебя и понял, в чем смысл его жизни.
Но интеллект Малыша по-прежнему оставался загадкой. Может, он и вправду гений своей расы? Интересно, что будет потом?
К каждой папке на карте требовался отдельный пароль и своя программа кодировки. Игорь возился с ними с утра до вечера, но раскрыл всего две — относящиеся к Итии и ее кладке. После чего сказал, что сил его больше нет.
Мы купались в невероятном, прозрачном до хрустальности море. Алые закатные лучи пробивали его до самого донного песка. Серебряные рыбы, большие, с коротенькими лапами в основании плавников, казались розовыми. У меня не было купальника, и повариха Нару одолжила мне свой. Фигуры у нас, как ни странно, оказались почти одинаковыми. Нару не толстела в принципе, сколько бы ни ела. Малыш катал меня через залив, от одного края устья к другому. На обратном пути я отпустила его и легла на спину, на воду, раскинув руки. Здесь, в глуши, не было мощного искусственного света, только фонари и окна домиков. Заря истаивала. На восточном краю небосклона загорались огромные звезды. Я никогда не увлекалась астрономией и не знаю на память очертаний земных созвездий. Разницы в расположении я не замечала. Но помню, что на Древней Земле звезды мельче и неотчетливее.
Игорь развел костер. Мы с Нару и Анжелой сделали юбки из больших листьев и танцевали дикарские танцы. Особенно приятно было играть в первобытность, зная, что ты на чужой планете — космической колонии человечества, которую силой отняли у инопланетян.
Четверо мужчин и три женщины. На станции еще одиннадцать человек, я плохо их знаю. Они остались смотреть новости. Пару часов назад пришла галактическая передача, вчерашний день Древней Земли. Ей меняли формат и должны были уже выложить в сеть. Мы все равно успеем посмотреть, если там будет что-то важное.
Я поняла, что между Игорем и Анжелой что-то есть. Они танцевали с таким огнем. У Нару, которая подбирала песни, оказался прекрасный вкус. Многих мелодий я раньше не слышала. Ее проигрыватель пел и пел, в джунглях переговаривались птицы и звери, а море шумело. Ронни пожаловался на сонливость и отправился домой. Нару и Крис ушли гулять по берегу. А мы с Дитрихом танцевали медленный танец по колено в воде. Малыш смотрел и ревновал.
Кончился романтический вечер тем, что Нару споткнулась в темноте и подвернула ногу. Мы, правда, разволновались больше, чем она сама. Я вознамерилась посадить ее на Малыша, но Крис покрутил пальцем у виска и понес ее на руках.
Мне нравятся здешние люди. Может, это сознание собственной значимости сделало их такими. Или удаленность от цивилизации. На периферии каждый мужчина — воин. Как и большинство женщин. Жизнь. На Древней Земле даже солдат практически нет. Там слишком много мира и благоденствия. Равноправия, разума, свободы и культуры. И толерантности к социально альтернативным элементам. Ха! Я когда-то гордилась тем, что у меня гражданское сознание. Кажется, я оставила его на Фронтире.
Но я все равно люблю нашу старую, ворчливую, изветшавшую, невыразимо прекрасную зеленую Землю. И смертельно хочу вернуться туда, где я родилась. Хоть ненадолго, проездом.
Мы отправились в домик Дитриха смотреть земной телеканал. На большом экране. В соседних домиках горел свет, но было тихо.
Анжела обрабатывала щиколотку Нару, а Игорь просматривал список новостных сообщений.