— А о деле с вами сейчас поговорит настоящий владелец этого кабинета, — добродушно продолжал Андерс.
Вторая дверь, замаскированная под одну из украшавших стены цветных панелей, отошла в сторону.
Я подняла взгляд и поняла, что сейчас должна откинуть голову, прикрыть ресницами ослепленные глаза и застонать от страсти.
Ибо передо мной возвышался Лучший Самец Человечества.
В нем было что-то около двух метров; встань я, то пришлась бы ему под мышку. Светлые волосы, не дурацкого золотого цвета, а сдержанно-русого, коротко остриженные, слегка вились на висках. Породистое лицо англосакса украшали чувственные губы и прозрачные злые глаза. По случаю фронтирской жары он был полуобнажен, и под золотистой кожей выпукло намечались мускулы, — мускулы бойца, а не накачанного манекенщика.
А вот на золотистой коже, поблескивающей капельками пота, темнело нечто куда более интересное. И благодаря этому нечто я мгновенно узнала вошедшего, хотя ни полиция, ни разведка не могли идентифицировать его кличку и сопоставить с ней досье и фотографию.
— Вы местер Экмен? — мило спросила я. — Это вы носите ожерелье из клыков ррит?
Он улыбнулся мне с высот своего совершенства.
— Правда.
Голос у него оказался низкий, бархатный, с вибрацией. Я пришла в восхищение.
— А правда, что вы выламывали клыки у живых ррит? — я даже постаралась состроить ему глазки, насколько это позволяло мое лицо. — Говорят, у них воин после такого унижения должен покончить с собой.
— Я отучил их от этой привычки. — Лучший Самец излучал обаяние и феромоны. — Теперь они всего лишь дают клятву когда-нибудь украсить себя моими костями. Боюсь, у меня не хватит костей, чтобы украсить всех поклявшихся.
Интересно, что местер Хейнрри сидел в хозяйском кресле, но встать даже не подумал. «Настоящий владелец кабинета» стоял возле собственного стола по правую руку от психического деда и выглядел не то элитным секьюрити, не то — из-за голого торса, декорированного клыками — реинкарнацией Конан-варвара.
Бред какой-то.
— Я рада знакомству с таким незаурядным человеком, — выдавила я, уставившись в пол. — Но вы…
— Вы хотите узнать, зачем нам понадобились?
Я молча подняла на него глаза.
— Мы некоторое время продержим вас здесь. Месяц, три, сколько потребуется. Док говорит, не больше трех. Ваш нукта не будет вас видеть. Думаю, вы лучше меня знаете, что случится.
Да. Я знаю.
Аджи действительно считает меня своей самкой. Почему-то кота, который считает своей самкой старую деву-хозяйку, никто не подозревает в стремлении произвести с ней потомство.
Все экстрим-операторы — женщины. Не только потому, что женщины психически устойчивей, а большая физическая сила оператору не нужна.
Когда нукта оказывается в незнакомом мире, один-одинешенек из всего своего рода, у него включается программа воспроизводства. Стремление заселить новое пространство себе подобными. Нукта запасает внутри тела собственные молоки, а потом метаморфирует.
Самки же нукт, к сожалению, неприручаемы.
Конечно, новоявленная самка никогда бывшего хозяина не обидит. Но согласитесь, если вы женщина и отложили яйца, то у вас достаточно своих хлопот и забот помимо необходимости оберегать маленькую бесшерстную обезьянку.
Аджи чует рядом с собой самку и его инстинкт молчит — ему нет нужды менять пол. Что самка не то что другого вида, но другого семейства, неважно — он так давно привык ко мне и так любит меня, что его зачаточный разум оказывается сильнее инстинкта.
Но когда он поверит, что меня нет…
— Зачем вам самка? — вполголоса спросила я.
— Не самка, — снисходительно улыбнулся красавец Экмен. — Потомство.
— Армия? — Иногда я бываю догадливой. — Армия, состоящая из живого оружия, так вы это себе представляете? Я не стану спрашивать, для кого, местер Экмен, вы не ответите. Но у вас не будет армии.
— Почему? — вкрадчиво поинтересовался Хейнрри, имея на редкость внимательный вид.
— Вы не умеете с ними обращаться. Вы получите стадо больных, озлобленных и неуправляемых животных.
Я не должна была этого говорить. Но мне так жалко стало будущих детей Аджи…
— Вот за этим нам и нужны вы, — обезоруживающе улыбнулся Хейнрри.
— У меня нет квалификации.
— Не лгите.
— Я оператор, а не мастер. Вам известно, что самки неприручаемы? Самка меня не подпустит.
Экмен пожал плечами.
— Мы отгоним ее от яиц.
Я представила себе это и содрогнулась.
— И выведете их в инкубаторе? — мой язык шел впереди разума. — А чем вы собираетесь кормить маленьких?
— Нукты переваривают любую органику, — на автомате ответил Экмен.
— Взрослые нукты, уважаемый местер. Вам известно, что первый месяц жизни малыши питаются молоком матери?
Вот тут-то у них обоих челюсти и поотваливались. Ну и картина была. Я даже утешилась.
— Они же рептилии! — очумело выговорил Экмен. У местера Хейнрри впали щеки, как будто он зажевал лимон.
— Они протомлекопитающие, — с хорошо скрытым торжеством уточнила я. — Переходная форма.
— Так не бывает!
— Даже у земных животных встречается нечто аналогичное, хотя и в других вариантах. Что вы знаете о нуктах кроме того, что они идеальные машины убийства? У них сложнейшая психика. Я так понимаю, ценность Аджи для вас заключается в том, что он может убивать людей?
— Да, — честно сказал Экмен.
— Он может. Генетическая коррекция у боевой разновидности минимальна. Поэтому их воспитание требует много знаний, времени и души. И к человеку малыши должны привыкать в первый месяц жизни. В месяц питания молоком.
Я бы и еще могла порассказать. То, что известно операторам — не тайна. Нас целых три года мучили началами ксенологии, и кое-что я знаю. Разум у нукт сформировался в прямой зависимости от их физиологии. Нукта делит бытие на три главных категории — неорганика, органика и свои. Органика делится на вялую, подвижную и опасную, но все три разновидности — это пища. Ювелирная работа мастеров-воспитателей сводится к тому, чтобы немного сдвинуть грань между своими и органикой. Для домашних нукт в число своих входят все люди. Для боевых — не все.