Из подачи еды здесь не делают целого представления. Гробовую тишину ресторана нарушает появление Клаудии Кардинале. Всем хорошо известно, что она живет в квартире у причала рядом с Самаритен. Но все-таки! Владелец приветствует диву поцелуем в щеку. Взгляд Манон на Зефира означает: да, это она — ну и что?
Классическая музыка такая же мягкая и невыразительная, как и белые гребешки, которые им подают на закуску. Невидимая рука разливает вино по бокалам с той же изысканностью, какой наделены подаваемые блюда: мясо перепелов в саркофаге, филе-миньон из телятины в лимоне. Разговор приглушен или совсем отсутствует. Заметно большое количество пар среднего возраста, которые приходят сюда демонстрировать совместную жизнь, затвердевшую в тихой и равнодушной тоске. Когда они ужинают в ресторане, Манон и Зефир, тишина между ними не такая кричащая. Они обмениваются мнениями о еде, об интерьере. Слышны разговоры. Негромкие. Единственная парочка, которая говорит друг с другом без умолку, — двое мужчин. Легко увидеть, кто есть кто: молодой с напомаженными гелем волосами — это тот, кто проводит больше времени перед зеркалом, а пожилой мужчина с двойным подбородком — тот, кто платит.
Это не может быть так смешно! Видимо, напомаженный мальчик сказал что-то забавное, что заставляет тело господина биться в судорогах. И внезапно, посреди каскада смеха, звук глохнет. Мужчина начинает задыхаться, падает лицом в тарелку. Подбегают два официанта.
О нет, он умирает, он умирает! — кричит тот, что моложе.
Третий официант стучит господину по спине, а владелец ресторана спрашивает театральным голосом:
Здесь есть врач?
Манон показывает на мужа.
Но, Манон, я выпил вина, ты же не хочешь, чтобы я…
Здесь есть врач?
Да, есть! Манон вскакивает со стула. Мой муж — главврач хирургического отделения. Она теребит салфетку.
Он продолжает есть. Соус белый, даже бледный. Его нож в крови от филе-миньон. Медленно, но решительно, как того требует ситуация, он вытирает его о скатерть. Нет времени, чтобы стерилизовать инструмент. Кончик ножа должен войти под гортань. Ошибка в пару сантиметров может стоить жизни. Лицо Зефира покрывается потом. Внезапно его затошнило, а мышцы живота судорожно сжались. Все повернулись к врачу. Нож дрожит в его руке. Тучный господин снова и снова бьет руками по столу. Но уже слабее. Он задыхается. Резко поднявшись из-за стола, Зефир опрокидывает стул, отбрасывает нож и на полпути сносит швейцара. Он не успевает заметить разочарование, возмущение и ярость, он только слышит, как Манон кричит ему вслед.
Мясо перепелов в саркофаге, филе-миньон из телятины в лимоне, красное и белое вино встают ему поперек горла.
Ночной воздух у Сены прохладен и действует, как влажная тряпка на лбу. Он останавливается, вытирается платком и бросается бежать. По направлению к мосту де л’Аршевеше. Он бежит. «Скорая» едет ему навстречу с левого берега. Приближающиеся сирены становятся все громче, достигают апогея, потом проносятся мимо, темнеют, удаляясь прочь. Эффект Доплера. Звук прекращается, и в голове он слышит только свое сердце.
Дома это животное нагадило на пол. Это собака Манон. Он отрицает свою причастность к этой собаке.
Манон! Когда он стоит под душем, теплая вода действует, как легкая анестезия, и он даже не слышит, как она входит.
В порядке исключения она не замечает Сартра и его проделки; она крайне редко открывает дверь в ванную, когда он принимает душ. Матовая дверь в душевую кабину закрыта, но он видит, что она стоит, подбоченившись, спиной к двери. Он слышит это по ее голосу. Одно из следствий шестнадцатилетнего брака.
Что ты можешь сказать в свое оправдание?
Он не отвечает.
Ты что, с ума сошел?
Может быть.
И это твой ответ?
Он молчит. Делает воду горячее, так что она достигает почти температуры кипения.
«Скорая» уехала оттуда без сирены. Ты отдаешь себе отчет в том, что ты сделал?