Когда Эрик уже переоделся и стучит в четырнадцатую палату, он видит, что врач осматривает больных.
Можно сказать, вам повезло, говорит врач. Речь идет о сердечной недостаточности и отеке легкого.
Мне кажется, завтра вас можно выписать. Лекарства вам назначены. У вас кто-нибудь есть, мадам?
Что вы имеете в виду?
Я имею в виду, живете ли вы с кем-нибудь. Замужем ли вы или у вас есть родственники?
Нет, я совершенно одинока, господин доктор.
Тогда нам нужно подумать об уходе.
Об уходе? Что это значит?
Я имею в виду помощь на дому.
Помощь на дому! Мадам Флёри привстает. За кого вы меня принимаете? По вашему, я соглашусь на всю эту социальную гадость?
Ох, вы не должны… вы должны меня извинить.
Помощник, ходунки и судно! Никто не заставит меня согласиться на это в моем собственном доме.
Но вы, простите, уже не молоды… Врач откашливается и наговаривает что-то в свой диктофон. И снова поворачивается к ней. Я просто имею в виду, что вам необходима небольшая помощь, а мы, со своей стороны, хотели бы посодействовать, если вы в этом заинтересованы.
Спасибо. Где моя сумка? Сколько я вам должна? Когда я могу вернуться домой?
Врач немного устало поворачивается к Эрику. Вы позаботитесь о том, чтобы в приемную сообщили, когда выписывают мадам?
Медбрат кивает.
Врач снова наговаривает что-то на диктофон. Видно, что мыслями он уже в другой палате или в другом месте. По крайней мере, он не пытается скрыть, что думает о чем-то постороннем. Вас выпишут завтра. Держась за ручку двери, он говорит, что счет будет отправлен позже.
Какое хамство! Пациентка хлопает рукой по одеялу, и Эрик не может не улыбаться.
Вы не заметили, он не попрощался?
Эрик не может не улыбаться.
Смотрите, вот это я понимаю. Нормальный человек! И если бы вы могли раздобыть для меня марсельский пастис, то мы могли бы повеселиться, мсье…
Эрик.
Мне это все больше и больше нравится. Тот господин, который грызет ногти, когда готовится к экзамену, продолжает отрицать, что спас мне жизнь. «Это был мсье Эрик», — говорит он. То есть вы?
Ну да, но не совсем.
Не совсем! Я не хочу этого слышать. Да или нет?
Он пожимает плечами. Это моя работа.
Это надо понимать как «да»?
Эрику нравится непосредственность старухи, и он кивает.
Я думаю, что если сердце перестает биться, а кто-нибудь делает так, что оно начинает биться снова, то нет никаких «не совсем». Есть только черное или белое, жизнь или смерть. Я не могу, видит Бог, понять, что такое «не совсем». Ну, что там с пастисом?
Мадам Флёри… в вашем состоянии это не рекомендуется. И, кроме того, мы не подаем здесь алкоголь.
Lousy[3] отель. Абсолютно lousy. Пожилая женщина произносит это английское слово так, как это сделал бы Морис Шевалье. Ну а как насчет вина? Вообще-то это прописная истина, что пациенты, у которых проблемы с сердцем, должны пить красное вино, не так ли?
Да, но…
Смотрите, снова оговорки. Послушайте: я плачу бешеные деньги, чтобы находиться в этой идиотской клинике, и это ничтожество, этот докторишка, конечно, хотел меня выписать только завтра, чтобы поставить мне в счет лишнюю ночь. Но знаете, мсье Эрик… ничего, если я буду называть вас Эрик?
Да, это же мое имя.
Ну, тогда послушайте: я гражданка Республики Франция и у меня есть права и свободы. Если вы не достанете для меня бутылку красного вина — хорошего вина! — прямо сейчас, то я соберу свои вещи и пойду своей дорогой. Щеки мадам Флёри покраснели от огорчения, и Эрик при всем желании не видит ничего плохого в том, чтобы она выпила бокал вина.
Кто сказал бокал? Если открываешь бутылку, то выпиваешь ее целиком. Если вас двое, то вы выпиваете ее вдвоем, если трое, то вы открываете еще одну.