– Ты живой, слава Богу. – Услышал он теперь уже совсем близко и почувствовал в своей ладони тепло чьей-то руки. Туман в глазах постепенно рассеялся, и Бальзамов смог, улыбнувшись, выдохнуть:
– Сашка, ты?
ЭПИЛОГ
Джучи смотрел на свое отражение в оконном стекле и думал о далеком и знаменитом предке Джучи-хане, зачатом Бортэ, как утверждают некоторые историки, в меркитском плену, а не от самого потрясателя Вселенной. От этого факта на душе у современного друга монгольских степей иногда скребли кошки. Но он с чувством собственного достоинства брал себя в руки и гордо вскидывал голову, представляя, что летит на белом арабском скакуне по снежным полям к русскому улусу. И еще он был очень горд тем, что последние полтора месяца в углу больше не возвышалась куча мусора, окруженная батареей бутылок. В данный момент потомок древних монгольских воителей держал на руках маленькое лохматое чудо по прозвищу Дея.
– Эх, собака, собака, все у нас пошло кувырком, после того, как мой друг Бальзамов решил в тебя превратиться. Слава Вечному Небу, ему это до конца не удалось. Теперь лучшая его часть находится в тебе, а другая собирается жениться. У меня тоже скоро небольшой праздник. Как думаешь, какой? Правильно – день рождения. Представляешь, отпрыску знаменитого рода исполняется тридцать четыре. Ох, наверно, степь гулять будет! Я бы очень хотел, чтобы твой Бальзамов подарил мне тебя, но он, знаю, друзей не дарит. Потому что не степной человек. Вот у нас коня подарить могут лучшему другу или родственнику. Если его жена тебя любить плохо будет, сразу прибегай сюда. Здесь все найдешь: и корм и защиту.
Джучи тяжело вздохнул и снова уставился на свое отражение. Подражая ему, собака сделала то же самое. Снег за окном валил густыми хлопьями, словно пытаясь спрятать на время от глаз человеческих все изъяны жизни, накрыть белым полотном черные полосы, снять тяжесть с душ и подарить людям тихую, уютную радость с гирляндами, хлопушками, фейерверками и прочими забавами.
Из-за угла дома вынырнуло желтое такси, проскрипело по снегу, оставив две неглубокие колеи, и, облегченно выдохнув, остановилось у подъезда. Задняя дверца нехотя отворилась: высокий каблук цокнул о бордюр. Прежде чем вылезти из машины, Маришка Ковыльская, высунув голову, посмотрела наверх, туда, где отливало стальным цветом окно ее комнаты. Водитель услужливо достал из багажника два больших чемодана и, поставив перед входом в подъезд, протянул руку для законного вознаграждения. Но Маришка, раздавив каблуком тонкую, длинную сигарету, резко выкрикнула: «Плачу!» и указала на дверь. И столько боли, тоски и обиды было в этом ее выкрике, что водитель такси, втянув голову в плечи, подхватил чемоданы и, толкнув ногой дверь, исчез в недрах общежития.
– Я до знакомства с твоим Бальзамовым никогда не слышал, что бывают электронные печатные машинки, – продолжал потомок великого потрясателя: – Этот случай никогда не забуду. Как-то раз твой будущий хозяин набрал текст на этом агрегате, вставил лист бумаги, нажал какие-то заветные кнопочки, и пошел на кухню: картошку жарить. А машинка, знай себе, печатает, да так громко и отчетливо. Выхожу из своей комнаты, вижу, Вяч над сковородкой склонился. А из комнаты: щелк да щелк. Я грешным делом подумал, что он себе секретаршу домашнюю завел. Подмигиваю ему, мол, как секретарша-то с другими обязанностями справляется? А он смеется: загляни-ка в комнату да оцени по достоинству. Ну, подхожу на цыпочках, дверь осторожно толкаю и – чуть челюсть не уронил: за столом никого, а клавиши сами так и ходят вверх-вниз, вверх-вниз. У меня чуть ум за разум не зашел. Подбегаю к нему и кричу: «Ты самый большой шаман в моей жизни. Умоляю, скажи своей незримой секретарше, чтобы ушла. Не гневи синее небо!» А он смеется, дескать, сейчас скажу. Страху я тогда прилично натерпелся. Потом-то, конечно, понял, что к чему. Эх, хороший был человек. Почему был? Так ведь, женатик без пяти минут. Словом, потерянный он теперь для общества. Ты тоже будешь жить в хорошей, чистой квартире и вскоре забудешь все тяготы общежитской жизни.
А знаешь что, собака! Пошли-ка погуляем. Мне в голову только что пришла потрясающая мысль. Догадайся, какая? Опять верно мыслишь: вся в хозяина. Пусть-ка Бальзамов подарит мне на день рождения большое, в красивой деревянной оправе, овальное зеркало. Настоящее овальное зеркало. Ну, как тебе моя идея, а?