Сашка напрягся. Видно было, что эти ребята не шутят и поставить людей к стенке им ничего не стоит. Невыносимая тоска и безволие парализовали солдата Большова: "Был бы автомат, все бы выглядело иначе. Сейчас бы пару очередей..."
Дауд, отчаявшись уговорить бэтээровских солдат, опустился на колени прямо в грязь и запричитал, завыл по-звериному, по его красивому лицу текли слезы.
Взвод стоял понурившись и старался не смотреть на своего прапора. Всем без исключения стало муторно. Дауд жертвовал репутацией воина: на весы была поставлена жизнь его друзей, оставшейся в плену семьи - и он решился на крайний шаг.
Ингуши сдались: джигит, такой молодец, на глазах врагов и женщин валяется в грязи - этого они выдержать не смогли:
- Шайтан с ними. Мертвую зону не пройти. Пусть пробуют, а мы посмотрим, сколько их останется.
Взвод развернул простыню белым флагом и медленно пошел в полосу обстрела. Женщин с детьми солдаты поставили в центр колонны...
Объяснить, почему, когда рота вошла в зону, перестали стрелять, не смог никто. Потом предполагали, что началась "пересменка" либо заглохли автоматы, а может, все удивились белому флагу...
Но в те напряженные минуты горсточке людей, которые молча шли по роковому полю, вдруг показалось, что некая Высшая Неведомая Сила оберегает их и выводит из окружения. Сашка благодарно смотрел на небо: "Это Ты, Господи? Я узнаю Тебя..."
Ингушские солдаты завороженно смотрели, как удаляется белый флаг. Они ждали: начнется обстрел, и солдаты будут падать один за другим, как это показывают в кино про войну. Но шло время, флаг уходил все дальше, а в мертвой зоне никто не стрелял. Опомнились, когда уже было поздно, - на таком расстоянии автомат достать не мог, - но они все равно неистово полосовали спину уходящего взвода.
Замыкающим в колонне шел Батя; когда он уже решил, что пронесло, автоматная очередь сбила у него с его головы пилотку. Как назло, ботинки увязли в грязи, старшина не смог их выдернуть и побежал за своими по полю в носках.
Дойдя до осетинской стороны, смертники пришли в неистовство: вопили "ура!", молотили друг друга кулаками, обнимались, целовались, плакали от счастья. И никто не замечал, что у Бати тряслись руки.
- Та шоб их... - повторял он, не зная, куда их спрятать, и стыдился своей слабости. - Взволновався трохи.
Немного отдохнули. Прапорщик Паньшин смастерил Бате тряпичные обмотки и напомнил капитану про семью Дауда:
- Надо бы помочь. Дело чести.
- Конечно, - ответил Иванцов.
Солдаты снова пошли вперед.
- Товарищ капитан! - крикнул кто-то из строя. - А вам не думается - нас что-то выводит?!
- Цеж оно, - крякнул Батя.
- Видимо, кто-то из нас удачник, - пошутил Иванцов.
- Это Большова дембель за уши тянет.
- Да! - живо отозвался Сашка. - То-то, смотрю, у меня уши до Владикавказа раскатались. - Все рассмеялись. - А может, Бог помогает, добавил он тихо.
Из рощи неподалеку на них вырулил крытый военный "козлик", взвизгнули тормоза, из него выпрыгнули на дорогу люди в гражданской одежде, но с автоматами.
- Стой! Стрелять будем!
- Обалдели, что ли? Свои!
- Какие еще свои?! - столпившиеся у "козлика" люди пальнули в воздух. Стоять! Это вы по полю шли сейчас?
Капитан Иванцов вышел вперед:
- Товарищи! Наш взвод Энского батальона выходит из окружения. Мы только что под обстрелом чудом остались живы. Здесь женщины и дети. Нам надо пройти во Владикавказ.
- А еще что вам надо?! Женщин с детьми мы доставим в город. А вам придется остаться.
- Твою дивизию! - рявкнул Иванцов и употребил пару-тройку горячих выражений.
В ответ стали палить в воздух. Делать нечего, офицеры опять прощались со своими половинами. "Это ненадолго", - заверяли их осетинские автоматчики. А когда женщин увезли, роту опять посадили в автобус и заявили: "Или расстреляем, или поменяем на автоматы" - и куда-то повезли.
Страсти накалялись, нарастало желание побить кому-нибудь морду: незнамо как вышли из окружения к своим - и здесь то же самое.
Их привезли в какой-то карьер и оставили там: ждать ответа от генерала. Иванцов написал рапорт.
Началась жара. Автобус накалился, дышал на невольных пассажиров духом раскаленного железа и бензинной вони. Шофер-осетин бурно рассказывал последние события:
- Осетины отчаялись. Ингушей вооружили, они давно к войне готовились. А мы - врасплох, и оружия нет. Режут нас, как баранов. Давно такого на Кавказе не было. Теперь на сто лет история. У нас же мстят. Ай, что наделали...
Сашкина нога распухла, дергала по нервам, прожигая до самых печенок. "Ну и место выбрали. - Конечно, Саня не допускал мысли, что свои могут расстрелять, но этот глухой карьер, горы песка... - Самое удобное место для расстрела. Пиф-паф - и никто не узнает, где могилка твоя".
За полдень приехали осетины с ответом от генерала: "Автоматы мы вам не дадим, а такие солдаты нам не нужны".
Глава 6
Разрешение кавказской истории в семье Большовых последовало быстрее, чем можно было мечтать. Дома вечером Вера Сергеевна заметно повеселела:
- Марина, кажется, он жив, у меня сердце успокоилось.
- А ты позвони, у тебя же есть телефоны. Звони по всем подряд.
Вера Сергеевна оживилась и взялась за телефон. Долго с кем-то разговаривала, объяснялась, набирала все новые и новые номера.
- Мариночка! Беги сюда! Меня сейчас с Владикавказом соединят!
- Да что ты! Слава Тебе, Господи!
- Алло... Меня интересует Большов Александр, служил в Энской части... Жив?! Да... А что он там делает?.. Бомбят?.. Спасибо большое. До свидания... Марина, сказали, что Саша жив, но почему-то сидит в отделении милиции.
- Зачем он там? Нахулиганил опять?
- Говорят, бомбят. Может, они пошутили или перепутали?
- Когда бомбят - не шутят!..
С радости они решили прочитать благодарственный акафист. И, кроме батюшки, никому ни о чем пока не говорить.
Мелькнул слабый луч надежды, которому верилось с трудом, но они поверили. Вера Сергеевна впервые ощутила близость Бога. Ночью она молились, жаловалась Ему на свою беду, умоляла о помощи всем, кто на Кавказе.
...Главный колокол Богоявленского собора торжественно и мощно оповещал суетившуюся внизу Москву о великом торжестве: победе русских войск над поляками и конце Смутного времени. Большому колоколу вторил маленький, как бы уведомляя о начале перезвона, - и вот запели все колокола.
В их радостном гуле слышался голос вечности. Чудные, чистые звуки переливались над шумной дорогой, облетевшим, сиротливым сквером, маленькими особняками старой дремавшей Москвы. Господь призывал всех к Себе.
За день землю прихватило морозцем, пахнуло зимой, под каблуками хрустели замерзшие лужицы, а в воздухе закружились одинокие белые крупинки.
У входа в собор стояли люди: на престольный праздник ожидали Святейшего Патриарха. Вскоре подъехала машина. Патриарха окружили плотным кольцом желающие подойти под благословение. Навстречу ему вышли девочки с цветами.
Величественный чин патриаршей службы, мощный хор молодых голосов семинаристов из лавры, которые сопутствовали Святейшему в торжественных случаях, особенный молитвенный подъем... В такие минуты забываешь обо всем, теряешься во времени, в тихой радости в глубине себя созерцая вечность. Но сегодня Марина сосредоточенно просила о брате. Им с мамой, несмотря на многолюдство, удалось пробраться вперед, к алтарю. Марина видела перед собой Казанский образ Богоматери, всю службу не отводила от Нее взгляда и беззвучно повторяла одно только слово: "Спаси".