Наконец он увидел гриб. Остановился, срезал его и положил в корзину. Теперь он забыл о своих книгах и чертежах, обо всем на свете. Ему хотелось петь в этом лесу. Идти, размахивая корзинкой, и петь во весь голос. Но он стеснялся мальчика. И может быть, не только мальчика, но и себя. Он никогда не знал, что на душе у человека может быть так спокойно и хорошо. Отошел немного в сторону от тропинки и опять потерял мальчика. Поискал глазами между деревьев, прислушался, потом вышел на тропинку и постоял. Почувствовал тревогу и засмеялся.
- О-го-го!..
Голос мальчика донесся откуда-то сверху.
- О-го-го!..
- Ты слишком далеко уходишь!.. Нельзя уходить так далеко!
- О-го-го!..
Они кричали друг другу громко и долго.
Мальчик всегда убегал далеко. Он совсем не боялся леса. И Леониду нравилось это. Мальчик был очень смелым. Человек и должен быть смелым. Особенно если это мальчик.
Чем ближе к вершине, тем реже становился лес. Но воздух оставался все таким же густым и неподвижным. Потом открылось небо, большое, белое, голубое, и луг с высокой травой и цветами. Мальчик стоял на самой вершине.
- Ты ведь можешь заблудиться в лесу! — крикнул Леонид, он шел по высокой траве. — Что ты будешь делать, если заблудишься?
- Я знаю, там внизу дорога.
- И ты совсем не боишься леса?
- Не боюсь.
- Неужели совсем не боишься?
- Я же сказал тебе, что не боюсь.
- Хочешь, я подброшу тебя высоко? Очень высоко. И ты схватишься за небо. Подкину, и ты будешь парить, как птица.
- А человек разве может стать птицей?
- Может, если захочет. Если только очень захочет.
- А как? — Мальчик смотрел на него и щурился от солнца.
- Ну, это ты узнаешь потом, когда станешь побольше.
- А я хочу сейчас.
Леонид нагнулся, поднял его и подбросил так высоко, как мог. Мальчик размахивал в воздухе руками и смеялся.
- А ты чего же свалился обратно? Надо было хвататься за небо.
- А ты подкинь меня еще выше, — попросил мальчик. Он смотрел вверх. — Еще сильнее. А то я не успел.
Леонид снова подбросил его, растопырил руки и крепко поймал и потом, не спуская на землю, повернул к себе.
- Ну так что же ты не хватаешься? — и засмеялся. Он ощущал в своих руках доверчивое и живое тело.
- А там ничего нет. Там пусто.
- В самом деле пусто? — Леонид вдруг прижал мальчика к себе и, сам не понимая как, сам не ожидая этого, поцеловал в горячую и мягкую щеку. Мальчик отстранился от него, и лицо его стало серьезным. И глаза были большие и удивленные.
- Ты разве женщина? — спросил он.
Леонид опустил его на землю. Они легли на траву, и мальчик еще долго и пристально смотрел на мужчину, молчал и не двигался.
- Знаешь, я хочу тебе что-то сказать. — Леонид привстал, опершись на локоть. — Что-то очень важное. Про нас двоих... Про тебя и про меня...
Они лежали высоко. Леонид поднял голову и посмотрел перед собой. Вдохнул всей грудью этот необыкновенный, пьянящий и вольный, как сам простор, воздух. Они лежали так высоко, что отсюда вся земля казалась понятной и доступной. Чего проще: все вокруг люди сделали сами - и эти дороги, и эти крыши, и эти поля. Люди сделали это для себя, чтобы им лучше было жить на земле. И свое счастье люди тоже делают сами, если захотят.
Леонид вытер вспотевшее лицо, широко раскинул ноги, сорвал травинку и подбросил вверх.
- Ну, скажи мне. Ты же хотел что-то сказать. — Мальчик тронул его за руку.
- А тебе хорошо со мной?
- Да.
- Тебе нравится здесь?
- Я бы всегда жил здесь. Почему мы здесь не живем? — Мальчик тоже лег поудобнее, вытянул руки и раскинул ноги. — Ты меня еще поучишь рыбачить?
Леонид кивнул. Мальчик придвинулся к нему ближе.
- А я научу тебя собирать грибы, — пообещал он. — Хочешь?
- Посмотри на горы. Какие они?
- Высокие.
- А еще?
- Каменные.
- А еще?
- Я не знаю.
- Ну, ты не поэт, — Леонид улыбнулся. — Вот давай я сочиню тебе стихи.
-- Сочини, — согласился мальчик. Он ползал по траве и, не вставая, рвал цветы.
- Ну, слушай. Горы, горы, пифагоры, созревают помидоры, по две ножки, по три ножки бегал зайчик по дорожке, у крылечка, у калитки повстречались две улитки, ой-ой-ой, ой-ой-ой, умирает зайчик мой.
Оба хохотали. Потом катались по траве вдвоем, в обнимку, наваливаясь один на другого. Наконец легли отдельно, усталые, ленивые.