Леонид знал, что стоит ему прийти, как мальчик тут же убежит на сеновал. И будет сидеть там всю ночь.
- Ничего. Он не должен бояться грозы, — Леонид придвинул табуретку ближе к окну.
Гроза начала собираться в небе еще на закате. И готовилась как-то неслышно, проползая по горам, густея и прижимаясь к земле ниже и ниже. Она наливалась. Деревья и те не слышали ее. И только река синела и становилась глубокой и тихой. Воздух сделался неподвижным. Горько и пряно запахло травой. И даже отсюда, из этого крохотного окошка, удивительно ясно стали видны самые далекие поля. Как будто земля распласталась, приготовилась и ждала. Каждый звук точно выстрел. Потом быстро стемнело, и лишь в небе долго белел скрученный, крепкий и лежащий на вершинах гор тяжелый завиток туч, застывший и пока неподвижный. Неожиданно внутри него что-то сдвинулось, начало перемещаться, по небу пошел гул, перекатывающийся, нарастающий, он затерялся в горах, а вслед за этим снова задвигалось прямо над головой, угрожающе и теперь еще ближе, все наполнилось свежестью, и только тогда на деревьях зашелестели листья, и вдруг отчетливо осветились поля и река, и каждый куст, сиротливый и крохотный, и даже самая маленькая травинка, слабая и беспомощная, вцепившаяся в землю. И тогда началось.
Похлопав себя по карману, не отворачиваясь от окна, Леонид достал сигареты. В пачке оставалось еще несколько штук, мягких, наполовину высыпавшихся. Она протянула ему спички, встряхнув коробок. Леонид услышал. Но лица ее не увидел. Только глаза блеснули в темноте.
Снова донесся тревожный и близкий звук колокола.
- Так будет звонить всю ночь? — Кутаясь в шерстяную кофточку, она рукой придерживала ее на груди.
- Если не пройдет. — Леонид затянулся, дым ударился о стекло.
- А это ничего, что мы сидим возле окна?
- Кто знает? Наверное, ничего.
Опять затрещало близко и сильно. Холодный фиолетовый огонь с грохотом ворвался в комнату и в ту же секунду погас, не оставив ничего. Леонид почувствовал, как она вздрогнула, и посмотрел вверх, на черное небо. Потом протянул руку, закрыл окно.
- Десять миллиардов вольт даром.
В его глазах осталась фотография: угол комнаты, там два больших окорока, подвешенные к потолку и завернутые в марлю, ее лицо и улыбка. Он запомнил эту тихую, осторожную улыбку. Губы нервные, чуткие. На мгновение осветились горы. Потом снова из темноты выросло несколько далеких вершин.
- Такое впечатление, что проходит.
- Да, ветер. — Леонид чуть отодвинул горшок с цветком и опять посмотрел на дорогу. По стеклу ползли крупные капли. — А в общем-то даже хорошо. Будет свежее. — Он повернулся, не зная куда стряхнуть пепел.
Она поставила перед ним пустую тарелку. Минуту, другую, а может быть больше, они слушали, как шумят деревья и льет дождь.
Гроза действительно затихала. Уже не рассыпалась по небу и не рвала его, запуталась где-то в горах и постепенно слабела. Теперь гром доносился издалека, приглушенный и каждый раз, казалось, последний. Но докатывался еще один раскат, уже совсем далекий, потом еще один, неясный, едва нарастающий. И свет молний был не синим, а теперь уже теплым и желтым.
Звон колокола, сливаясь с шумом грозы, сначала тревожил, а теперь стал привычным, как будто далеким. Леонид придвинул тарелку ближе, положил на край сигарету. У него появилось странное ощущение, словно в этой темной комнате и среди этой грозы он один. Никого больше нет. И он может сидеть, курить, смотреть на дорогу и думать о чем-то своем. Но если ему захочется, в темноте возникнет ее голос и произнесет что-то простое, понятное, очень нужное. Он положил локти на подоконник, курил и смотрел в черное, мокрое окно. И неожиданно ему пришло в голову, что все очень просто. Он может остаться в этой деревне на всю жизнь. С мальчиком. И больше ему никто не нужен. Да, в деревне. А почему бы нет? Ведь что такое жизнь? Если каждый день думать, что жизнь дана для чего-то необыкновенного, можно наломать таких дров, заварить такую кашу, что уже не расхлебаешь. А жизнь, наверное, это совсем другое: спокойный, терпеливый труд, честность и внимание к чужой боли. Они жили бы хорошо и мирно вдвоем с мальчиком в этой деревне. Мирно и чисто. За окном - дорога, луг, река, ровные поля и синие горы. Здоровый воздух и жизнь, которая всем понятна. Каждый час в труде. Он, пожалуй, здорово привык к этим местам, даже приспособился к этой реке, ему нравится эта дорога, затененная орехами. Он даже сейчас знает, куда себя деть, если остаться. Можно пойти в гараж или чинить дорогу. Ясное дело, здесь надо чинить дорогу. С виду она не очень плохая. Больших ям нет. Но ужасно неровная - что ни метр, то выбоина. Он уже воображал, как будет строить дорогу, мостить ее и выравнивать... В деревне большой совхоз, каждый день в город ходят грузовики, возят сливы, яблоки, помидоры. Разве же можно здесь без хорошей дороги? Грузовики ломаются, стоят, ржавеют. Сейчас эта дорога только для велосипедистов. И то, если ехать под самыми орехами, низко наклонившись, чтобы по лицу не хлестали ветки.