Я повернулся к Яшке.
- Когда он обещал прийти?
- Сейчас придет. — Яшка посмотрел на Женьку. — А ты в какой класс ходил?
- В девятый, — ответил Женька.
- Который год?
- Второй.
- На следующий год пойдешь третий?
Все засмеялись.
- Я хожу и бросаю добровольно.
Он покрутился возле нас еще немного и перешел на другую сторону крыльца.
- Вот идет! — крикнул Валерий Осипов.
Председатель сказал, что теперь лесу хватит, что после обеда к нам придут старики, и мы начнем строить. А до обеда надо сломать старый коровник и отобрать хорошие бревна.
Мы прошли по всей деревне. Мимо мастерских, мимо амбаров, перешли через речку и увидели старый коровник. Он стоял окруженный деревьями, длинный, весь замызганный навозом, без ворот и без крыши. На крыше осталось только несколько палок с бурыми космами уцелевшей соломы.
- Уничтожим? — спросил Яшка. — И чтоб его больше не было.
Мы влезли наверх, и коровник затрещал. Мы ломали его и растаскивали со всех сторон сразу. Я распорол о гвоздь свои кеды, поцарапал руку. Я отрывал планки и доски, стаскивал бревна и чувствовал какое-то ожесточение к этому коровнику, так, словно именно он был виноват во всем и мешал мне. Я должен его сломать, не оставить от него ни одной щепки, и тогда все будет хорошо, все пройдет.
Мы снесли этот коровник за три часа. Потом сидели на груде досок и бревен, спокойные и усталые.
После обеда пришли старики. Их было двое. Тихие, неторопливые, с аккуратными маленькими топориками. Поздоровались, выкурили по цигарке, встали и как-то незаметно, без всякого труда обтесали по бревну. Мы смотрели. Потом попробовали тоже. Выходило не так ловко. Топор вертелся в руках и то ударял по бревну плашмя, то вонзался слишком глубоко. Но мне нравилась эта работа: идти вдоль бревна и оставлять за собой липкие и пахучие щепки.
Вечером я не ощущал усталости. Хотелось работать еще. Я пришел домой и почувствовал пустоту. Переложил с одного места на другое книги, посмотрел в окно. Было еще совсем светло. Я решил, что лучше пойти на озеро. Вышел во двор и увидел, что на лавочке сидит бригадир. Он окликнул меня. Мы сели рядом. Сидели и молчали.
Он показал на кеды:
- Не преют?
- Нет, ничего.
Лавочка стояла криво. Я подложил под нее щепку. Над нашими головами медленно проплывала большая туча. Дверь хлева была открыта. Хозяйка доила корову.
- Вы на все лето тут? — спросил бригадир.
- Потом приедут другие. На все лето. Пока не построим.
От мыса, где был песок и куда наши ребята ходили загорать, отошла лодка. Дул ветер, и на озере была рябь. Лодку подбрасывало. Через десять дней мне полагался отпуск.
Лодки уже не было. Она скрылась за поворотом.
Я могу поехать уже в субботу. Нет. В субботу я пойду в клуб. В клуб, на танцы, и больше ничего. Вместе со всеми ребятами. Там будет весело. Бригадир говорил про какую-то краску. Нигде нельзя достать этой краски. Хозяйка вынесла нам молока и хлеба. Я отломил кусок хлеба и увидел, что напротив остановился почтальон. Поставил велосипед и крикнул:
- Телеграмма. Хлопцу телеграмма!
Я поставил кружку на лавку. Подошел, взял карандаш и расписался. Телеграмма была от Иры...
Я стоял и смотрел, как почтальон сел на велосипед и медленно поехал по песчаной дорожке мимо гусей. Гуси не боялись велосипеда. Только гусак вытянул шею и застыл.
Станция была тихая и заброшенная. Несколько раз выходил с фонарем дежурный, и еще какая-то женщина с девочкой сидела на дальней скамейке. На противоположной стороне полотна был лес. Я ходил, потом сидел полулежа, запрокинув голову и глядя в небо, потом снова ходил. Прошел товарный, оставив после себя пустоту и тяжелый железный грохот. Слышно было, как на станции звонил телефон. Воздух был холодный, и, по мере того как светлело, я чувствовал холод все сильней. Справа, на семафоре, ярко горел красный сигнал. Поезд должен был прийти оттуда.
Я посмотрел на часы. Ждать оставалось уже немного. Я встал и пошел к семафору. Платформа кончилась. Красный свет казался сильным только издали. Вблизи он был еле заметен. Я снова посмотрел на часы. У меня было такое чувство, что поезд приходит раньше, чем нужно. Я должен был все обдумать и что-то решить, и у меня не хватало времени. Стало светло. Рассвело как-то сразу. И сразу же встало солнце. Рельсы теперь были видны очень далеко. Они блестели на солнце и казались влажными. Почему-то трудно представить здесь Иру, на этой станции. Прошел дежурный. Я остановил его.
- Ничего не менялось. Расписание старое, — сказал он.
Откуда-то вышли двое мужчин с удочками и зашагали по тропинке, вдоль полотна. Семафор открыли...