С тех пор, как они вошли в комнату, сразу же разделив ее так, что у каждого был свой квадрат и даже свой воздух, едва ли прошло больше пяти минут. Но им уже было невозможно находиться вместе.
Мальчик поднял голову и разглядывал книги. Водил пальцем по корешкам. В окно барабанил дождь.
Зина устроилась удобнее, сев в кресло глубже, и ее ноги теперь были на весу. Леонид нагнулся, поднял рулон бумаги. Он решил, что лучше ни о чем не спрашивать, раз она пришла с чемоданом. И думал только о том, как сделать, чтобы она не ездила на вокзал. Впрочем, чемодан ничего не значил. Она еще могла передумать. Даже в последнюю минуту на перроне.
Так молча они посидели еще немного. Мальчик тоже молчал. Зина смотрела в окно.
- Ну и погодка!
- Да, — ответил Леонид.
- Хорошенькое дело, если все лето будет вот такое, — она поморщилась. — Наверное, зарядило на неделю. Да уж меньше, чем на неделю, у нас не бывает. Мне остается только завидовать тебе. По радио передавали, что там уже тепло. У меня теперь иногда бывает время, чтобы слушать радио. — Она произнесла это очень медленно, раздумывая о чем-то другом.
- Что? — переспросил Леонид. — Да, там в такое время погода уже хоть куда.
- Черт возьми, — мучительно-протяжно вырвалось у нее. — Что же мне делать?
Леонид заметил, что на ней новое платье и хорошие туфли, в которых не ходят каждый день и тем более в дождливую погоду. Она запрокинула голову и разглядывала потолок.
Так, подумал он. Сейчас. Погасил сигарету и тоже сел, приготовившись ко всему. Именно сейчас, когда все, кажется, уже решено и пора уезжать, это начнется. У нее так всегда.
- Да, — вдруг совсем отвлеченно сказала она, — я должна тебя поздравить. Ты что-то там изобрел, и про тебя писали в газете. Мелким шрифтом и где-то внизу. Я случайно заметила. Таким шрифтом пишут программу телевидения.
Леонид сдержался. Это было в ее стиле. Он сам знает, что это не слишком большое изобретение. Но все же это была его жизнь и его труд.
- Тебе дадут орден?
- Как тебе сказать, может быть два.
- Теперь дают сразу два?
- Ну, если тебе так хочется...
Здесь он замолчал, чувствуя, что это будет лучше.
Она вздохнула, выпрямилась, и на лице ее появилось выражение какой-то боли и муки, а может быть, это было выражение досады.
- Я не знаю, что мне делать. Что же мне делать? — проговорила сама себе.
Она до сих пор не могла согреться и то обнимала себя руками, то вздрагивала и еще сильнее прижималась к креслу.
Леонид перехватил взгляд, которым Зина посмотрела на мальчика. Оттянул рукав и показал ей часы. Она по-прежнему смотрела на мальчика.
- Не трогай эти книжки, — сказала она ему. — Лучше уж ты ничего здесь не трогай.
Леонид переменил позу и усмехнулся. Наконец, вздохнув, она встала. Подвинула ногой чемодан, шагнула к зеркалу и, повернувшись боком, посмотрела на себя. Коричневое платье плотно обтягивало ее. Все еще стройная, хотя уже и чуть тяжеловатая фигура, и совсем не изменившиеся длинные ровные ноги, шов на чулках, — она гордилась тем, что у нее это получается само собой, — как всегда, посередине. Теперь она повернулась к зеркалу спиной, прогнулась, еще раз взглянула на себя, потом подошла к столу и снова достала из пачки сигарету.
- Боже мой, как я продрогла. Мне не везет, как всегда. Только что здесь были спички. Неужели ты не можешь дать мне рюмку коньяку?
- Коньяку нет.
- Ну хоть чай у тебя можно получить?
Он промолчал и в который раз увидел, что волосы у нее мокрые и прямые, а лицо посиневшее.
- Да, теперь, конечно, у тебя нет для меня коньяку.
- Вообще нет.
- Да, ты стал очень трезвый. Положительный, дальше некуда.
Тяжело покатилась гантель.
- Я хочу в уборную, — прошептал мальчик, переминаясь с ноги на ногу, испуганно глядя на Зину.
Зина задула спичку, повернулась к Леониду.
- Он не достанет там до выключателя. Выполни хотя бы эту обязанность, что ли.
Леонид встал, протянул мальчику руку, и они вышли. Когда он вернулся, Зина стояла к двери спиной и, вся сжавшаяся, сутулая, смотрела в окно.
- Слушай, но неужели нельзя... Зачем ты куришь при нем? — не выдержал он. — Не нужно при нем курить. Ты понимаешь?
Она подняла плечи и засмеялась:
- Боже мой, какая глупость! Именно это для тебя сейчас самое главное?!
Леонид подошел к ней ближе. Он понимал, что говорит совсем не то. И понимал, что никакие слова не помогут. Но у них так получалось всегда: слова произносились только для того, чтобы вызывать друг в друге раздражение.
- Но разве нельзя потерпеть? — Он все же продолжал эту бессмыслицу.