- Ты не узнала моего голоса?
- Нет, просто не ждала.
- Может быть, пойдем в кафе? — Леониду хотелось побродить здесь, среди этой белой тишины, а не сидеть где-то в помещении.
- Мне все равно. Но лучше здесь, на воздухе. В этом году зима почему-то пришла весной.
Аллеи разбегались в разные стороны и, вероятно, где-то за стеной деревьев сплетались в один клубок.
- Ты давно вернулся в Ленинград?
- Скоро год.
Они прошлись немного, нашли возле катка чистую зеленую скамейку и сели.
- Ну так зачем ты меня позвал? — Зина повесила сумку на спинку скамейки, положила руки на колени. — Я слушаю.
Да, это была она и не она.
- Я рад тебя видеть.
- И за целый год не мог вспомнить моего телефона?
Леонид посмотрел вокруг и засмеялся.
- Знаешь, мне пришла в голову чепуха. Я подумал, что по этой аллее хорошо сейчас пробежаться до самого залива или поиграть в снежки.
Зина пожала плечами.
- Это все, что ты хотел мне сказать?
Леонид вытянул ноги, посмотрел на пустой каток, потом на свои лыжные ботинки.
- А может быть, мы не будем вспоминать старое, Зина? А?
- Я думала, ты наконец спросишь меня, как я живу.
- Но я и пришел, чтобы узнать, как ты живешь.
- Странно. — Она усмехнулась. — А ты разве не знаешь? Впрочем, я понимаю, что тебе выгоднее не вспоминать старого. Но ты можешь быть совершенно спокоен - я ничего от тебя не потребую. Ведь ты пришел, чтобы услышать это? Так? Значит, все? Я тебе больше не нужна? — Она сделала движение, точно хотела встать.
Леонид удивленно поднял голову.
- Но, видишь ли, я могу воспринять это только как насмешку, когда мне предлагают прийти сюда, чтобы сыграть в снежки. Или, по-твоему, я ждала от тебя именно этого?
- Но я действительно пришел узнать, как ты живешь, Зина.
- Ну, боже мой, живу... Видишь, и живу, и ращу сына... Ну, обыкновенно. Днем выдаю книги, роюсь в этой пыли, порчу руки, еще неизвестно, как не схватила чахотку, а вечером тоже находится какая-нибудь работа. Что тебя интересует еще?
- Понимаю, что трудно, что ты работаешь.
- Я бы спросила и тебя, как ты живешь, но боюсь, что спрошу еще как-нибудь не так и снова попаду в мещанки. Так что лучше расскажи сам. Я теперь научилась этой мудрости: молчать.
- Но, Зина, я своей рукой набрал твой номер телефона, позвонил тебе и пришел к тебе, значит...
- Я понимаю, что ты позвонил. Кто же еще!
- ...и странно подумать, что я мог забыть старое.
- Так, дорогой мой, ты бы вот с этого и начинал.
- Я понимаю тебя. Но я решил, что лучше начинать с будущего.
- Но ведь я тебе уже сказала. — Она сняла перчатки и растягивала их. — Я никуда не собираюсь идти, жаловаться и чего-то требовать. У меня просто нет на это времени. Так что если ты вбил себе в голову, что я склочница, хищница и еще не знаю кто, можешь оставаться при своем мнении. Теперь меня это уже не интересует. В суд подавать на тебя я не буду. У меня, слава богу, есть родители. Ты хотел рассказать, как живешь. Я слушаю.
Леонид посмотрел на аллею. Смысл разговора потерялся. Снег на деревьях лежал слишком красиво. Точно кто-то прошелся и набросал на ветки сухие шершавые языки пенопласта. Разукрасил парк под зиму и, довольный, удалился отсюда, насвистывая. Ушел. Глядя перед собой, Леонид увидел в конце аллеи городок аттракционов, сейчас пустой, безмолвный, засыпанный снегом. Карусель, тир, «летающие люди», длинный ряд забитых в эту пору досками кривых зеркал. На что же он рассчитывал, когда шел сюда? Чтобы увидеть себя в кривом зеркале? «А у него-то голова?! Огурец! Ха-ха-ха!»
- Так что же ты молчишь?
- Я в самом деле, Зина, очень хотел тебя увидеть.
- Я, как ты понимаешь, тоже. Ты, может быть, скажешь, что даже соскучился? — Она засмеялась.
- Да. Я много о тебе думал с тех пор, как приехал.
- А я, представь себе, с тех пор, как ты уехал. Понимаешь, какая разница?.. Впрочем, ладно.
- Видишь ли, Зина, — у него снова появилась надежда. — Если хочешь, ведь мы с тобой не уличные знакомые, которые... К нам вообще не относится это слово - знакомые. Наверное, мы можем поговорить с тобой открыто, совсем просто, по-человечески.
- Да? — Она улыбнулась и положила перчатки на скамейку. — Ты уверен в этом?
- Да, я так думаю.
- Значит, теперь тебе уже не нужно, чтобы я интересовалась твоими иксами и твоей сложной поэтической натурой? Я всегда хотела с тобой говорить именно о простых, самых обыкновенных человеческих вещах. О жизни.
- Ты меня не поняла.
- Нет, я тебя давно поняла, дорогой мой.
Леонид увидел ее руки. Ногти были все те же, узкие, бледные. И она была та же. И лицо. И голос.
- Я ждала твоего звонка целый год. Мне, как ты понимаешь, не очень сладко.