Огромный бульдозер длинным изгибающимся ковшом разрушал Жёлтый Дом, кромсая стены и с грохотом сваливая их на землю. Всё вокруг заволакивали густые тучи тёмно-серой пыли, в которых тонул даже свет фонарей. Увидев это, я закричал.
Когда рухнул очередной кусок стены, у меня подкосились ноги и я тоже упал вниз. Лежал, уткнувшись лицом в асфальт, и кричал. С каждым новым оглушающим ударом на меня будто сваливалось небо и припечатывало всё сильнее к земле. Я непрестанно орал, пытаясь перекрыть то ли этот шум, то ли осознание того, что это Конец.
Я орал долго, будучи в полном беспамятстве, перестав понимать, сколько проходит времени и меняется ли что-то вокруг. Орал, пытаясь извергнуть из себя беспросветный ужас, разрывавший меня изнутри на кровавые лохмотья, но с криком он лишь немного вылезал наружу, тут же заново вонзаясь в меня своими ядовитыми зубами.
Потом я сорвал голос. По наступившей тишине понял, что снос дома закончился. Или это я потерял слух?..
Я лежал среди обломков, не в силах больше издать ни звука. Ещё продолжали бесшумно течь слёзы, заполняя солёными струями мои нос и рот, не давая дышать.
Где-то вблизи послышались грубые возгласы и гнусавый смех. Вдруг я почувствовал сильную боль в животе, а потом и в других частях тела – понял, что меня бьют. Боль вспыхивала то там, то там. Ничего не понимая, я съёжился и отключился.
Сначала я оказался в каком-то безвременье, плавая в густой чёрной пустоте. А потом что-то потащило меня за руки наверх. Я не мог разглядеть ничего отчётливого – лишь тёмный силуэт на лиловом фоне, который, подняв меня, прислонил к себе. Знакомым голосом прозвучало сочувственное «Как же ты так», и меня куда-то поволокли.
Очнулся я в тёплом помещении с приглушённым светом под тихое бурление воды в электрочайнике. Передо мной был деревянный стол, покрытый изрезанной клеёнкой с цветочками. Оглядевшись вокруг, я понял, что это была чья-то кухня.
Из-за двери показался Рома.
– О, ожил! – радостно воскликнул он. – Сейчас буду тебя лечить.
Он подошёл к столу и положил на него кулёк, сложенный из тетрадного листа в клетку. Отключив электрочайник, Рома сел на табуретку напротив меня.
Я посмотрел на свои руки – они были все в синяках. Рома ответил мне сочувствующим взглядом.
– Угораздило же тебя нарваться на каких-то выродков! Ну ничего, сейчас станет хорошо…
Облизываясь, он стал разворачивать кулёк – в нём оказался светло-розовый порошок, в некоторых местах слипшийся в небольшие комочки. Несколькими ловкими движениями Рома достал откуда-то снизу телефон, банковскую карту и пятидесятирублёвую купюру. Положив телефон в центр стола, осторожно высыпал из кулька на экран небольшую часть порошка, а затем с помощью карты сделал из этой горстки ровную полоску. Затем, взяв купюру, свернул её в узкую трубочку. Один её конец приложил к своей ноздре, а другой – к краю дорожки и резким движением вдохнул в себя весь порошок. Потом чуть запрокинул голову назад и на несколько секунд задержал дыхание. Наконец, выдохнув, с улыбкой сказал мне:
– Теперь ты!
Рома высыпал ещё одну горстку порошка на телефон, так же выровнял её в полоску и протянул мне трубочку. Я медленно наклонился к дорожке, зажмурился и резко вдохнул её в себя. Почувствовал, как глубоко в носу зачесалось.
– Теперь ещё по одной, – сказал Рома и повторил ритуал.
Когда я вдохнул свою вторую дорожку, он весело похвалил меня:
– Ого, это было уже почти профессионально! Ещё немного, и можно будет идти работать в МИД!
Положив пакетик чая в чёрную кружку и налив туда кипяток, Рома придвинул её ко мне.
Я сделал несколько глотков и вдруг уловил приятное чувство, которое стало усиливаться с каждой секундой. Мне показалось, будто туго завязанный где-то внутри меня узел стал постепенно ослабляться и позволять мне глубже дышать. Я наблюдал, как хаос вселенной утихал, и впервые за долгое время всё вокруг перестало вызывать у меня раздражение – напротив, лишь принятие и согласие.
Я настолько погрузился в это давно забытое ощущение, что не заметил, как оказался в потряхивающемся такси на заднем сидении. В машине помимо меня был только водитель, который бодро мотал головой в такт песне. Удивительно, но меня не раздражали ни старая машина, подпрыгивающая на каждой кочке, ни играющий на весь салон шансон. Я улыбался, лелея где-то внутри себя чувство, что скоро должно произойти что-то очень важное. Мне больше не казалось, что всё вокруг бессмысленно, – напротив, я был отчего-то уверен, что практически достиг какой-то очень важной своей цели.