2 марта 1664 года
Беседовал со стариками в Тринити-хаус. Среди прочего замечено было, что в парламенте всего два моряка, а именно сэр У. Баттен и сэр У. Пенн, и никак не больше 20 или 30 купцов, что для островного государства странно; неудивительно поэтому, что торговля идет кое-как, да и мало кто в ней смыслит.
23 марта 1664 года
Явился государь и огласил два указа: об отмене действия закона, согласно которому парламент избирается раз в три года, и о кассационных жалобах. Я присутствовал; ни разу в жизни не приходилось мне слышать, чтобы кто-нибудь говорил хуже, — уж лучше б читал, а ведь бумага была у него в руке.
5 апреля 1664 года
Герцогиня Албемарл резко возражала против капитанов-джентльменов с перьями на шляпах и кружевными воротниками. Я бы хотела, заявила она, чтобы государь послал моего мужа в море со старыми морскими волками, с которыми доводилось ему служить прежде; такие моряки, сказала она, могут провести свой корабль по морю крови, хоть и не умеют расшаркиваться, как нынешние.
10 января 1666 года
После обеда — на похороны сэра Кр. Мингса; отстоял заупокойную службу, дождался, пока его похоронили, и ушел. Встретил У. Ковентри (кроме него, ни одного знатного лица на похоронах не было) и сел к нему в карету, после чего и произошел сей невероятный случай, самый невероятный из всех, коим был я свидетель; никогда бы не поверил, что такое бывает, если б не видел все собственными глазами. А произошло вот что. К карете подошли человек десять крепких, подтянутых матросов со слезами на глазах, и один из них от имени остальных обратился к сэру У. Ковентри со следующими словами: «Мы все здесь давно знали и любили нашего покойного капитана сэра Кр. Мингса и вот сейчас, отдав ему последние почести, опустили его в землю. Мы были бы рады отдать все наши жизни за его одну. Нижайше просим поэтому обратиться к его королевскому высочеству с ходатайством дать нам на всех военный корабль и выбрать из нас капитана, и мы, кто бы он ни был, будем ему верны и сделаем все, что в наших силах, чтобы увековечить память о нашем покойном командире и отомстить за него». Сэр У. Ковентри был этими словами весьма тронут (да и я с трудом сдерживал рыдания) и записал имена матросов, после чего сказал мне, что непременно сообщит его королевскому высочеству об этом невероятном случае, на чем мы и расстались. И правда, сэр Кр. Мингс был храбрецом, отличным оратором, человеком благородным и достойным во всех отношениях; по словам сэра У. Ковентри, полезность такого человека трудно переоценить. Славу он снискал и здесь, в Англии, и, еще большую, — за морем, в Вест-Индии; прославил не только себя, но и всю свою семью. Однако ж память о нем и его имя (отец его был и остается по сей день сапожником, а мать — дочерью паромщика, чем он очень гордился) через несколько месяцев забудутся, как будто его никогда и не было, и его родня останется ни с чем, ибо он не успел нажить состояния и умер без гроша за душой.
13 июня 1666 года
Все утро в присутствии. В полдень вернулся домой и, отобедав, заперся у себя в комнате и до 12 ночи трудился над письмом герцогу Йоркскому, в коем изложил бедственное положение нашего флота с такой очевидностью, что, если только государя и герцога сколько-нибудь заботят государственные дела, они, на основании этого письма, должны будут исправить положение и достать денег, чтобы продолжать войну (с Голландией. — А.Л.), пока не поздно, или же предложить мир на любых условиях. <…>
17 ноября 1666 года
Среди прочего сэр Р. Форд дал мне понять, что палата общин неуправляема, к ней невозможно подступиться, точно к дикому зверю; никогда не известно заранее, как воспримет парламент даже самую простую и очевидную вещь; каждому есть что сказать по любому вопросу, у каждого свой взгляд, свой интерес, свои представления. Рассказал мне (вслед за сэром У. Баттеном), как сэр Аллен Бродерик и сэр Аллен Аппсли явились на днях в парламент пьяные и в течение получаса говорили одновременно, перебивая друг друга и не обращая внимания на смех, шиканье и уговоры сесть и помолчать; выказано было полное небрежение к слугам государя и его делу — что опечалило меня до глубины души.