Упала я почти удачно: колени отшибла, локти ссадила, ладонью вообще во что-то холодное и скользкое уткнулась, но, самое главное, голова цела, грудь и живот не пропорола, да и руки-ноги пусть и гудят от боли, а всё же шевелятся! Морщась и шипя, я кое-как начала подниматься, да так и застыла, недоверчиво глядя на то, во что упиралась моя ладошка. Нет, ничего ужасного или опасного там не было, очередное зеркало, но только вид у него был совсем плачевный: рама погнута и изломана, точно на ней боевые маги меткость оттачивали, стекло изуродовано глубокими трещинами (очень хочется верить, что это не результат моего падения). Над такой ветхостью даже наклоняться страшно, кажется, вздохнёшь поглубже, стекло не выдержит и осыплет тебя роем острых осколков, от которых не будет спасения. Однако неясное прерывистое сияние уже вспыхнуло в глубине зеркала, пробуждая очередное воспоминание, и я осторожненько, буквально краешком глаза, заглянула в открывающуюся мне картинку.
Шоколадного цвета медвежонок, со ставшими очень заметными чёрными разводами и пятнами, неподвижно лежал на земле. Я не маг, не целитель и даже не оборотень, со смертью, хвала свету, близкого знакомства не имела, но мне было достаточно мимолётного взгляда, чтобы понять: медвежонок мёртв. Большой медведь, на шее которого то вспыхивал, то снова затухал красный ошейник, недоверчиво подошёл к сыну, принюхался, присел на корточки, подталкивая малыша лапой и время от времени призывно взрыкивая. Мол, ну, что же ты, вставай, просыпайся, малыш, домой пойдём. Медвежонок оставался холоден и неподвижен, точно магическая игрушка, у которой иссяк заряд. Медведь подхватил сынишку на руки, яростно и отчаянно прижал к себе, взревел в голос, раскачиваясь из стороны в сторону от жгучей, испепеляющей всё в груди, боли. Ошейник сверкнул и лопнул, разлетевшись на мелкие куски, по густому бурому меху серебристым инеем поползла седина, рёв отчаяния раздирал мне уши, ввинчивался в мозг, я не выдержала и отвернулась, зажимая ладонями уши, и в этот миг зеркало взорвалось сверкающим крошевом. Вот же мрак, я не успеваю отпрянуть…
Глава восьмая. Скелеты в старых шкафах
В нос и рот мне хлынула едкая, прожигающая едва ли не до костей слизь, я закашлялась, завертелась, пытаясь избавиться от жгучей пакости, заливающей мне уже всё лицо.
— Дер-р-ржи её, — рыкнуло над ухом, и чьи-то смутно знакомые сильные руки вдавили меня во что-то мягкое, пахнущее травами.
Я возмущённо вскрикнула, словно ветряная мельница замахала руками и распахнула глаза, не сразу узнав в склонившемся надо мной мужчине Святогора. Уф-ф-ф, можно выдохнуть, я дома, а не в лапах какого-нибудь безумного злодея, охотящегося на молодых ведьмочек, рядом со мной друг. Хотя какой он друг, спрашивается, травит меня всякой пакостью?! Меня передёрнуло от невыносимой кисели во рту и даже в носу, я закашлялась, поспешно вытирая лицо рукавом.
— Ты как? — Святогор присел на краешек кровати, едва ли не прямиком мне на ноги, я их еле-еле успела в сторону отодвинуть. — Ну и напугала же ты меня!
Над моей головой что-то звякнуло, забулькало, заскрипело, а потом раздался самый настоящий звериный рык:
— Кому я говорил: оставаться на месте и никуда не ходить?!
Не без труда, опираясь на Святогора, я кое-как села и даже голову смогла повернуть, правда, потом вынуждена была крепко зажмуриться, собирая, как любят говорить мои одногруппники, глаза в кучу.
— Легла быстр-р-ро!
А вот командовать мной не надо, я этого страшно не люблю. Возмущённая тем, что моей свободолюбивой натуре дерзают приказывать, я распахнула глаза и приготовилась высказать распоясавшемуся Светозару (а кто ещё, спрашивается, помимо Святогора может быть в домике некроманта на правах хозяина?) всё, что о нём думаю, да так и застыла с приоткрытым ртом, недоверчиво моргая. Некромант раздался в плечах, на обнажённой груди (нет, он точно не любит одежду, ни единого момента не упускает голышом побегать!) время от времени проступали широкие полосы густой чёрно-бурой шерсти, глаза горели жёлтым огнём, да и привычные черты лица плавились, сменяясь звериной мордой. Про хищный оскал и когти, никак не подходящие некроманту, я скромно умолчу, пожалуй. Ой-ёй, похоже, мне предстоит узнать о моём подопечном кое-что новенькое (выжить бы ещё после подобных открытий).
— Что непонятного в словах: никуда не ходить?! — продолжал бушевать некромант, зверея в самом что ни на есть прямом смысле слова. — Ты совсем думать не умеешь или только рядом со мной мозги отключаются?!
— Не ори на неё, девочке и так досталось, — рыкнул Святогор, поворачиваясь и только сейчас, судя по выражению глубокого обалдевания, замечая кардинальные изменения в облике друга. — Ты что, оборотень?!
— Я не оборотень! — рявкнул Светозар, принимая облик бурого медведя, густую шесть которого украшали чёрные пятна и разводы.
Так вот, какого зверя мы по всему лесу искали! Теперь понятно, почему некромант не смог чудо-юдо лесное почувствовать, спонтанная трансформация проходит мимо человеческого сознания, магических следов не оставляет, да и тьмы не несёт. Свет просто не помнил, как по лесу зверем бегал, если бы не случайные свидетели, никто бы ни о чём даже не догадался.
— Ну, это ты Всевединой корове рассказывать будешь, что не оборотень, авось, она и поверит, — усмехнулся Святогор, с любопытством глядя на приятеля.
Волка трансформация друга ничуть не смутила, было видно, что его гораздо сильнее царапает тот факт, что он не почувствовал оборотня в своём близком окружении. Светозар хрипло выдохнул, с видимым неудовольствием покосился на свою мохнатую лапу и, неуклюже переваливаясь, направился к столу, зазвенел там бутылочками. Я знала, что Свет ищет: настой горетрава, чтобы опять (интересно, в который уже раз?) подавить своего внутреннего зверя. Я потянулась вперёд, чтобы остановить Светозара, ведь смертельно опасно блокировать часть себя, не давать ей свободы, подавлять всеми силами, но Святогор оказался и ближе, и быстрее.
— Ошалел? — рявкнул волк, сильным ударом снизу вышибая раскупоренный пузырёк из лапы друга. — Жить надоело, себя всякой дрянью травить?!
Я была целиком и полностью согласна со стражем закона и порядка в отдельно взятой деревне, но поскольку и сама была, как говорится, не без греха, говорить ничего не стала, лишь согласно кивнула, неодобрительно сопя в сторону некроманта. А тот. Вот остолоп упрямый, ещё и огрызаться пытался:
— Это не дрянь, а многажды проверенное средство.
— И насколько же многажды? — фыркнул Святогор. — Со скольки лет ты не даёшь жизни своему медведю? Ты не думай, я это не любопытства ради спрашиваю, мне просто интересно, сколько тебе, точнее, твоей человеческой ипостаси, жить осталось?
— Да ничего мне не угрожает, ерунда всё это, — взъерошился Светозар, впрочем, уже без прежнего пыла.
Вырвавшаяся на свободу звериная суть не спешила уступать место человеку, хорошо хоть, на разум не посягала, иначе лихо бы нам пришлось в небольшой комнатке с диким медведем.
— Ну да, ерунда, — покладисто повторил Святогор, а потом рявкнул так, что мне захотелось с визгом спрятаться под одеяло, предварительно передвинув кровать за некроманта. У того, конечно, тоже, как оказалось, не всё ладно с головой, но он хотя бы кусаться не полезет.
— Ты понимаешь, голова твоя медвежья, что ты сам, своими руками гробил себя все эти годы?! У оборотней две ипостаси не могут жить друг без друга, просто не мо-гут!
— Я не оборотень.
— Точно, ты не оборотень, ты идиот, каких не найти при всём желании и самом интенсивном магическом поиске!
Светозар нахохлился, взъерошил клокастую шерсть, обхватил себя лапами, став похожим на неряшливую кучу меха на полу. Я запоздало сообразила, что именно его воспоминания видела, блуждая во мраке, это именно он был тем озорным медвежонком, а значит… Значит…