— Драгоценные донны, рад видеть вас в добром здравии. Настолько рад, что ничуть не жалею, что поддался мимолётному капризу встретить вас лично. Такой сердечный порыв мне, как правило, не свойственен, а потому я решил им не пренебрегать, исключительно ради приобретения нового опыта.
Он говорит, задержав мою ладонь в своей, улыбается уголками губ… в то время, как взгляд слегка расфокусирован. И смотрит он вроде бы мне в глаза, но при этом… чёрт, как он это делает?.. сканирует каким-то образом ауру с моего обручального кольца.
Вот зар-раза.
С недавних пор абсолютно не боюсь мысленно выражаться при нём более чем энергично. Бесценный дар Мораны работает на меня: однажды она просто-напросто закрыла мою личную ауру от восприятия дона Теймура, и с той поры он не в силах ни считать мои мысли, ни воздействовать на подсознание. И очень хорошо. Какие-то давние несогласия между ним и богиней смерти в кои-то веки пошли на пользу хоть кому-то. Мне, например.
На несколько мгновений он умолкает и будто к чему-то прислушивается. Кивает удовлетворённо. Губы, похоже, непроизвольно выдают жёсткую усмешку. Тем не менее, голос его как-то особенно мягок, если не сказать — вкрадчив.
— Надеюсь, донны, вы меня простили за столь бесцеремонное вторжение?
— Мы всегда рады вас видеть, — серьёзно и вполне искренне отвечаю я. Потому что, и в самом деле, мне каждый раз интересно находиться рядом с этим авантюристом. Чего-чего, а скучать окружающим он не даёт.
— О да, — многозначительно добавляет Элли, сверкнув глазами. — Я давно поняла, от кого Ник получил своё неотразимое обаяние…
Мне кажется, что вот-вот — и он погрозит нам пальцем, как расшалившимся девчонкам. Однако Глава Тёмных ограничивается насмешливым полупоклоном.
— Я вас оставлю, милые донны, но буду рядом.
И выскальзывает из кареты.
Естественно, мы с Элли тотчас прилипаем к окошку и превращаемся в слух.
— Бастиан, мне нужен летун, — сообщает дон в пространство, не глядя по сторонам. — И конь, разумеется. Остаток пути я намерен проехать, но не в карете.
В ответ на его слова один из Тёмных рыцарей спешивается и подводит к нему своего скакуна. Меняться этот некромант начинает уже на ходу: за спиной распахиваются крылья, преобразуются конечности, не деформируется, но становится иным, хищно-красивым лицо… Дон Теймур оглядывает его с головы до ног и по всей вероятности остаётся довольным.
— К шести часам вечера я хочу видеть в Эль Торресе дона Хуана Гарсию Иглесиаса, со всеми членами семейства, сколько бы их не находилось в тот момент в доме, включая возможных родственников, друзей семьи и знакомых, заглянувших с визитом на момент получения этого приказа. Поясню особо: это не приглашение. Согласие и ответ не требуются.
Чётко, по-военному, отсалютовав, огромная антропоморфная летучая мышь срывается в полёт и исчезает в небе. На том месте, где она только что стояла, кружатся несколько пылевых вихрей.
Ещё раз кивнув с удовлетворением, дон Теймур легко возносит себя в седло и занимает место во главе колонны сопровождения. Бастиан тотчас пристраивается по левую от него руку. Был бы Глава левшой — Тёмный оказался бы справа, дабы не попасться случайно под заклинание, срывающееся с рабочей руки Архимага.
Мы с Элизабет переглядываемся.
— Ты запомнила?
Немного нервничаю: у меня слабая память на здешние имена. Элли кивает:
— Хуан Гарсия Иглесиас. Кажется, он родственник нынешнего бургомистра.
Человек предполагает, а Бог, в соответствии с известным изречением, располагает. Нашим с Элли планам не суждено сбыться; во всяком случае, немедленно. Но по причине, досадовать на которую я никак не могу.
В окне кареты появляются беломраморные ступени парадного крыльца Эль Торреса. Экипаж замирает. Особо звонко, музыкально бьют правыми передними копытцами все четыре лошади, запряжённые цугом: их здесь специально обучают этому красивому фокусу, знаменующему конец пути и прибытие домой. Мы-то в карете лишь слышим это синхронное цоканье, но представляем, какое это восхитительное зрелище, дополненное ещё и грациозными поклонами лошадок, и колыханием пышных плюмажей из страусовых перьев.
По традиции Тёмный рыцарь, возглавляющий группу телохранителей, открывает дверцу и помогает дамам выйти из кареты; но такой уж сегодня день, что традиции порядком смяты. Раз уж охраной наших прекрасных тел озаботился нынче сам Глава, естественно ожидать, что руку предложит нам именно он. Я уже морально готовлюсь встретить его извечно ироничный прищур, какую-нибудь тонкую шуточку, на которую непременно придётся отвечать, не роняя достоинства; а потому возглас Элли, выходящей первой, звучит для меня неожиданно: