— Бастиан, и пусть свяжутся с доктором Гальяро, поторопят с приездом и передадут, что появилась новая пациентка, очень тяжёлая. Сошлитесь на меня, он поймёт.
Рыцарь со своей бесчувственной ношей шагает в прохладу холла, я торопливо шмыгаю следом. Походка у него удивительно плавная, скользящая, очевидно чтобы не растрясти девушку.
— Вы её узнали, Бастиан?
Шагая рядом, не отводя взгляда с безжизненной руки девушки, обрамлённой, словно манжетой, синюшными пятнами от чьего-то грубого хвата, он отвечает:
— Донна Глория Иглесиас, жена Хорхе Иглесиаса, племянника нашего гостя. Не могу поверить, неужели это побои?
Не может. А мне теперь становится понятна странная скованность девушки, во время вчерашнего судилища не произнёсшей ни слова и вообще старающейся слиться с полом. Если судить по не-моим ощущениям, которые всё сильнее, два ребра у неё треснуты, а то и сломаны, причём были таковыми ещё вчера. А вот кровоподтёки на лице и всё остальное — совсем свежее.
Сжимаю кулаки, чтобы унять нервную дрожь.
Кто это сделал? Муж-садюга?
Вот только не надо торопиться с выводами. Я ещё ничего не знаю ни о ней, ни о её семье. Но ведь кто-то довёл бедняжку до побега! И хорошо, что затея удалась; а если бы перехватили?
На входе в крыло матриарха нас уже встречает её компаньонка, донна Фелиция, оставленная «на хозяйстве», и берёт управление в свои маленькие, высохшие от возраста, но сильные ручки. По её знаку девушку заносят в небольшую светлую комнату, осторожно кладут на диван.
Она вдруг распахивает синие, как осеннее небо глаза, смотрит на меня в ужасе… и соскользнув на пол, рушится к моим ногам, обнимая их. Плечи содрогаются от рыданий.
— Милосердия, донна Ива! Защиты и милосердия прошу!
[1] Форейтор — кучер, управляющий не с козел экипажа, а сидя верхом на одной из лошадей. Если упряжка — цугом, т.е. запряжены подряд две, три и более пар лошадей — форейторы приставляются к каждой паре. Такой выезд может себе позволить не каждый аристократ.
Глава 14
Пожалуй, естественной реакцией на упавшую мне в ноги девушку было бы дёрнуться от неожиданности или даже отшатнуться, никто не удивился бы и не осудил. Но я настолько растерялась, что застыла столбом. А потом уж было стыдно пятиться. Не знаю, почему она воззвала именно ко мне… но она умоляла о защите! И нетрудно было догадаться, в какую беду она попала.
На ней следы от побоев, причём недавних. Просто в голове не укладывается: некроманты — и измывательство над женщиной? Но синяки налицо. Плюс ко всему я до сих пор чувствую боль в её ребрах: а такие повреждения появляются конкретно от ударов кулаками или пинков. Вряд ли девушка сбежала бы, просто неудачно упав или скатившись с лестницы…
Невозможно от неё отшатнуться. Немыслимо. Опускаюсь на пол, рядом; порой бережные объятья нужнее и действенней миллиона утешительных слов. Отмахиваюсь от склонившегося в беспокойстве Бастиана, лишь напомнив шёпотом: «Доктора Гальяро, прямо сюда, срочно!»
Осторожно поглаживаю вздрагивающую спину девушки, снимаю боль, насколько могу. Не спрашивайте, как я это делаю. Толики целительных способностей, вернувшейся вместе с Обережным Даром, хватает для «скорой помощи»: на что-то серьёзное я не замахиваюсь, но вот ослабить болевые ощущения, снять мышечный спазм, подтолкнуть регенерацию как-то могу. Впрочем, полным заживлением прямо сейчас я не стану заниматься. Пусть доктор осмотрит повреждения и возможные увечья и опишет всё в официальной бумаге, во внушительных медицинских терминах. Кажется, это называется: «снять побои». Я не собираюсь спускать с рук подобное, даже если незнакомка окажется далеко не ангелом, а истязатель обвинит её во всех смертных грехах. Если она в чём-то провинилась — веди её на суд к тому же Главе Клана, или разводись; но не опускайся до садизма.
— Теперь всё будет хорошо, — шепчу ей. — Мы не дадим тебя в обиду.
Она замирает в моих объятьях, как испуганное дитя, только сердце неистово колотится. А на меня вдруг накатывает…
Ещё не так давно из-за подобных «подарочков» я шарахалась от собственного Дара, готовая отказаться от него навсегда, ибо на себе прочувствовала, что во многая знания многая печали. Но потом поняла, что так нельзя. Как ни тяжело узнавать правду — пропускать её через себя нужно. Даром не пренебрегают.
Увидеть однажды, что Васюта потянулся ко мне из-за удивительного сходства с его Любашей, оказалось больно. Но отрезвило — и на многое открыло глаза, как и подготовило к будущему расставанию. Обмен воспоминаниями с той же Любавой, нынешней княгиней Северной, оказался даже полезен, установив между нами незримую связь и понимание. А то, что вижу сейчас… ужасает, шокирует, но помогает во всём разобраться. И даёт в руки оружие против насильника.