Она ведь всё-таки больная еще была, слабенькая, и слезы у нее были близко.
Иннокентию стало ее невероятно жаль: надо же так обидеть человека недоверием!
— Пожалуйста, не плачь! — попросил он ее.
И тут же материализовался из ниоткуда и стал перед отцом.
Неважно, что отец был писателем. Неважно, что он писал фантастический роман о параллельных мирах. Увидев Иннокентия, он остолбенел и лишился дара речи.
Потом, все так же не веря своим глазам, наклонился медленно и опять застыл, разглядывая его вблизи.
— Правильно, — недоуменно бормотал он, — так в старых книжках и писали: серенький, пушистый, с горящими глазами... Ручки, ножки... На ручках — пальчики...
— Пусть он у нас живет! — просила Дашенька. — Он — добрый! Он так много умеет!.. И мы с бабушкой уже его любим!..
— А усов, действительно, нет... Подумать только — нет усов!.. — озадачено бормотал отец, не слушая дочку.
Александр сделал шаг вперед и попытался схватить Иннокентия.
А тот в одно мгновение исчез, будто его и не было тут никогда!..
Александр поводил руками в пустом пространстве, очумело огляделся, безвольно опустился в кресло, вытер пот со лба и спросил:
— Это что? У меня галлюцинация?
— Нет, Сашенька! — огорчаясь, что пришлось признаваться, сказала Ангелина Степановна. — Это я его к нам жить пригласила. Он там в подвале к теплым трубам жался...
— Все, мать! Или он, или я! Негоже нечистой силе тут ошиваться! — и Александр выскочил из Дашенькиной комнаты, хлопнув дверью.
— Ну вот! Опять ссоры начались! А уж так стало хорошо в доме! — вздохнула Ангелина Степановна.
Кеша тут же материализовался:
— Да-а!.. Говорил же я, что с отцом у вас проблемы будут!.. Но ничего, утрясется!
Ангелина Степановна только головой покачала недоверчиво.
— Ну, бабушка, домовому надо верить! — убежденно сказала Дарья. — Иннокентий умеет мысли читать и будущее предвидеть!
День после обеда
Отец-писатель заперся в своем кабинете.
Ангелина Степановна переживала, что он сердитый и голодный, а это очень вредно для здоровья.
Но потом заглянула в холодильник, увидела, что там недостает половины курицы и пакета молока, и немного успокоилась.
Она подошла к запертой двери кабинета и принялась стыдить сына:
— Сам пишешь такие прелестные фантастические вещи, а Домового хочешь изгнать из квартиры! Как не стыдно! Тем более, что Иннокентий очень добрый!..
Сын не отвечал. Она постучала:
— Открой, Александр! Я хочу поговорить!
За дверью — молчание!
— Бессердечный! — бросила закрытой двери Ангелина Степановна и пошла к Даше.
Там Иннокентий развалился в кресле, которое было слишком большим для него, и рассказывал Дашеньке то ли сказку, то ли быль, о цветах.
У каждого цветка, мол, есть своя определенная звезда, и цветок поддерживает с нею постоянную связь через миры и пространства...
— Кеша, а ты сможешь в кабинет заглянуть, если там дверь заперта? — спросила Ангелина Степановна.
— Запросто! — подскочил на кресле Иннокентий и исчез.
Бабушка и внучка ждали.
Он материализовался перед ними совсем неожиданно:
— Наш писатель сидит за компьютером и сам с собой играет в карты... То есть, раскладывает пасьянс! Он решил: если пасьянс сойдется, то оставит меня в доме, а если не сойдется — выгонит!
Ангелина Степановна руками всплеснула, а Дашенька заплакала:
— У него никогда-никогда пасьянс не сходится! — рыдала она.
— В этот раз — сойдется! — торжествующе сказал Иннокентий.
— Откуда ты знаешь? — всхлипнула Даша.
— Домовой я или не домовой?!
Дашенька перестала плакать, и бабушка и внучка засмеялись.
А потом Ангелина Степановна внимательно посмотрела на него и спросила:
— А тоска твоя не прошла?
Иннокентий вздохнул:
— Нет! Тоскую я ...
— Тосковать нехорошо — а петь здорово! — убежденно промолвила Ангелина Степановна. — Давайте грусть-тоску разгонять!
Ангелина Степановна была очень музыкальна. Она сама часто говорила, что, если бы не послевоенное детство да жизнь полегче, она непременно певицей бы стала. Может, и в Опере бы пела!.. А так пришлось учительницей стать. Правда, ей и учительницей нравилось быть, и учеников своих она любила, а русскую литературу считала лучшей в мире, но все равно по пению она тосковала.
Она была счастлива, когда убедилась, что Дашенька тоже очень музыкальна и любит петь. И она научила ее всем песням, какие сама знала, и часто пели они вместе...
И поэтому не было ничего удивительного в том, что она начала их любимую: