— И решили его проучить, — утвердительно вздохнул Алексей Михайлович.
— Да я же… — охнул, поднимаясь Сергей. — Я же исключительно из благих побуждений! Книжку бы написал, к вам бы туристы ездить начали!..
— Хватит нам туристов! — осадил его творческий энтузиазм участковый. — От старых еще избавиться не можем…
— Кстати, а как вы сами-то на кладбище оказались? — вспомнила я.
— Вышел прогуляться перед сном, и ваш светлый облик оставил в моей душе неизгладимое впечатление, — с чувством ответил он. — Решил посмотреть, ради кого вы так… Нарядились.
— Мне бы лучше раздеться, — тоскливо попросила я. — Гуашь смыть… Жжется.
В общем, спустя пару часов меня все-таки выпустили: исключительно на жилую половину дома — умыться и привести себя в порядок. Фыркая и разбрызгивая воду, я умывалась, выслушивая очередную нотацию:
— Я вам что говорил, Алиса Архиповна? — вещал участковый, оседлав стул и любимого конька у меня за спиной. — Никуда не лезть! Хватит с меня этой бесовщины! А вы что?
— А я без бесовщины! — возмутилась я, не испытывая ни малейших угрызений совести. — Исключительно в человечьем облике, между прочим!
— Теперь об этом вашем облике сплетен больше, чем о пресловутых ходячих покойниках! — в сердцах сказал он. — Ну что стоило мне сказать? Я бы нашел, как его проучить… А то от ваших методов воспитания потом седина на полголовы!
— Зато действенно, — заупрямилась я. Вытерлась полотенцем, которое пропиталась мужским запахом, и на долю секунды замерла, уткнувшись носом в мягкий ворс. Внутри что-то сладко сжалось, но я тут же раздраженно повесила полотнище на крючок. Хватит, это мы уже проходили — гусь свинье не товарищ.
— Что вы с ним теперь будете делать? — я мотнула головой в сторону двери, за которой по-прежнему томился Сергей.
— А что с ним делать? — отмахнулся участковый, снимая с огня чайник. — Чай будете? Посидит пару деньков, подумает… Да и отпущу с богом.
Я замерла от возмущения. Стул, на котором я рассеянно раскачивалась, тоже замер — на двух ножках.
— И все?! — моему возмущению не было предела. — С чего это вы такой добрый…
Вопрос оборвался сам собой, стоило только повнимательнее присмотреться к участковому: расслабленная поза, опущенные плечи, чуть расширенные зрачки и запах спокойствия, разливавшийся по комнате, от которого я и сама непроизвольно успокаивалась.
— Вы просто рады, что действительно человеческих рук дело? — догадалась я с усмешкой. — Не нечистой силы, не моих — то-то вы так за мной устремились! — а обычного человека?
Судя по легкому смущению, я попала в самую точку. Не знаю даже, обижаться или махнуть рукой?
Я махнула — ссориться с участковым, когда он в таком настроении, не хотелось. Хотелось уйти от него с ощущением мира в душе, пусть и весьма призрачным.
— Отправьте его лучше к Насте, — вспомнила я свое обещание. — На перевоспитание! Все-таки он ее детей пугал, пусть теперь компенсирует — у них стена в сарае вот-вот рухнет, да и вообще мужская рука бы не помешала…
— Толку от его руки? — фыркнул Алексей Михайлович, прихлебывая из кружки в прикуску с ложечкой малинового варенья. — Городской…
— Научится, — сурово пообещала я, тоже делая глоток. За окном медленно, но верно рассветало. Если честно, мне тоже до сих пор не верилось, что вся эта история так хорошо закончилась — никакой тебе нечисти, чокнутых священников, восставших из гроба… Благодать…
— А вам в наказание поручу полынью на крещение расчистить, — дождавшись, пока я окончательно расслаблюсь, безжалостно припечатал участковый. — И нырнуть!
— Договорились! — тут же согласилась я.
Причиной столь легкого согласия было вовсе не желание вновь искупаться в ледяной воде. Просто, в отличие от участкового, я прекрасно помнила, что священника в деревне нынче нет, а значит, и крещенские купания устраивать некому. Поэтому за оставшиеся до этого времени две недели с чувством полного удовлетворения занялась своими делами. На самом деле, зимой жизнь в деревне вовсе не замирает. Львиную долю светового дня съедали повседневные, рутинные хлопоты — накормить скотину, вычистить хлев, помахать лопатой во дворе, десять раз на дню подбросить дров в быстро остывающую печь (ничего, весной я разберусь, куда тепло уходит!), разнять Машку и близнецов, устроивших битву за мой дом, перебрать травы на чердаке, безжалостно выбросив померзшие. Свалиться с крыши, отправившись чистить ее от снега…
Январь в этом году был снежный, а крыша и так дышала на ладан, поэтому, перетащив лестницу от сарая, в один из ясных деньков я прихватила с собой лопату и отправилась наверх. Кот полез следом, угнездившись возле кирпичной трубы и наблюдая за мной с чувством превосходства. На земле я была куда как уверенней, а теперь невольно замерла, вцепившись в снег кончиками пальцев. Дул ветер, бросая в лицо белую колючую пыль, крыша поскрипывала — не то под тяжестью снега (который, по хорошему, давно следовало сбросить!), не то под моим весом. Опаловое небо постепенно затягивалось легкой дымкой.