— Я вот что думаю, если на кабана до вечера не наткнемся, пойдем к болотам, там повдоль всегда зайцев много, — рассуждал Гришка. — Осинник, молодняк — лет десять назад там пожар был, торфянник горел…
Я равнодушно кивнула — заяц так заяц, кабан так кабан, лишь бы перекинуться.
Было бы хорошо, если бы Гришка еще не путался под ногами. К счастью, когда мое терпение начало иссякать, он выдохся и надолго замолк, лишь уважительно поглядывая, когда я находила новые цепочки следов. Кабаны тут водились, но уже давно — все следы были старые, глубоко осевшие в стаявший снег и уже полностью выветрились. Чем глубже мы заходили, тем более странным мне это казалось. Попадались и волчьи отпечатки, — они вызвали заметную нервозность у Гришки, но совершенно не тронули меня. Старые, все — старые, как минимум двухнедельной давности и все устремлены в одну сторону — дальше на запад, глубже в заповедник.
Мы следовали за ними до самого вечера. Лес к этому времени уже значительно изменился: светлый березняк сменился смешанным, с густым подлеском из кустов боярышника и молодой поросли деревьев. Да и пахло здесь по-другому. Восточная окраина заповедника была выше: горы уходили на юго-восток, а здесь, на западе, словно бы впадина. Потому и пахло уже не сухой берестой и прелыми листьями, а влагой — тяжелой, плотной, с отчетливой примесью гниения.
— Дальше не пойдем, — как только начало темнеть, Гришка меня остановил и кивнул на небольшую полянку в стороне от нашего пути. — Пошли, здесь охотники всегда запасы дров оставляют, шалаш в прошлом году стоял…
И действительно — опираясь на густую стену кустарника, стоял небольшой шалаш — как раз двоим поместиться. Прямо напротив входа сложено кострище — на выложенной камнем площадке лежали дрова и хворост.
— Здесь и переночуем, — решительно сбросив рюкзак, постановил Гришка, тут же занявшись разведением костра.
Пристроив сумку в шалаше, я решила не болтаться у него под носом и заодно проверить периметр. Местность мне не нравилась. Я это поняла еще летом, однажды усвоенный урок повторять не любила и не думала, что когда-нибудь меня снова занесет в заповедник. Не знаю, может быть, дело в моей оборотничьей сущности, которую никак не может принять местный лес, а может я просто не любила открытые пространства, где не спрятаться, не укрыться. Все-таки хочется думать, что человеческого во мне больше, чем звериного. В последнее время так уж точно.
Досадливо пнув подвернувшуюся под ноги ветку, я повернула обратно. Темнело быстро — небо еще светлое, с легким опаловым оттенком, а под деревьями уже залегли быстро удлиняющиеся тени. Да и холод опускался стремительно — как всегда в феврале. Охота поначалу раззадорила меня — нюх обострился, подушечки пальцев зудели в предвкушении, но чем дальше мы заходили, тем очевиднее становилось, что зверья тут нет.
— Ты бы не бродила впотьмах, — заметив меня, Гришка заметно расслабился. Он уже успел разжечь костер и подвесить над огнем небольшой закопченый чайничек. По братски поделив хлеб и вареную курицу, мы подтащили к огню бревно и уселись на него, как на жердочку, прижавшись друг к другу боками. Темнота быстро сгущалась, ночь наполнялась шорохами, звуками, каких не услышишь днем. Я подавила желание погасить огонь и нырнуть в темноту, как в укрытие — сидевший рядом парень и так был слишком молчалив. Это неприятно контрастировало с его дневной разговорчивостью.
— Терпеть эти болота не могу, — неожиданно сказал Гришка, с треском разломив сухую ветку и бросив ее в костер. — Мы вроде еще не дошли, а дышать уже тяжело. Летом сюда даже Стас не суется — гнус, комары, испарения, да и тропу не сделаешь толком — земля ходит. Ты завтра далеко не отходи.
Я скептически фыркнула. Все равно, что сказать зайцу — не петляй, а то споткнешься.
— Не знаю я, как у вас там все устроено… — выразительно глянул на меня друг. — А только места незнакомые. Я тут с самого детства, лучше любого обор…Что это было?
Оборвав себя на полуслове, он ощутимо вздрогнул и напрягся. Я услышала «это» еще раньше — осторожные шаги. Тихие, едва слышные даже оборотню, если бы не оглушительно хрустнувшая сухая ветка — этот звук и услышал Гришка.