— Завтра зайди, заново перетяну, — предупредила Глаша, перебинтовывая меня.
Не говорить же ей, что уже к утру от вывиха не останется и следа…
Когда я вернулась в дом участкового, они с Гришкой уже рассматривали руку и, синхронно повернувшись ко мне, скептически скривились.
— На себя посмотри, — уязвленно заметила я, проходя мимо зеркала и намеренно его игнорируя. И так знаю: волосы дыбом, глаза шальные, бледная, как смерть. — А можно мне еще одну дозу вашего зелья, а, участковый?
— Может, лучше снотворного? — недовольно отозвался он, но, вздохнув, отправился за малиной и медом — банка с водкой так и стояла на столе. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них на нее покусился, скорее, попросту забыли убрать, увлекшись новой игрушкой — человеческой рукой.
При свете лампы, уже начавшая оттаивать, выглядела она еще менее презентабельно, чем в лесу, а пахла и того хуже. Сунувшись было рассмотреть ее поближе, я отшатнулась назад и уже из дальнего угла прогнусавила:
— Меня, конечно, никто не спрашивал, но трупу не меньше полугода и я могу точно сказать, что съели его те твари, которых выводил отец Дмитрий.
Алексей Михайлович обреченно прикрыл глаза. Видно было, что ему есть, что сказать на этот счет, и в мой адрес в том числе, но он сдержался и только спросил, обращаясь к Гришке:
— Думаешь, приезжий? Из наших мужиков, вроде, больше никто не пропадал… Завтра надо будет съездить, забрать, а как снег сойдет, то экспертизу заказать в городе… Алиса Архиповна, я вижу выражение вашего лица, но повторяю, в объяснительной фраза «сожрали вурдалаки» звучит как просьба об отставке!
Я притихла. Ладно, если ему так спокойнее-удобнее, пусть заказывает свою экспертизу, лишь бы не злился.
Пока мужчины тихо переговаривались за столом, я, не зная, чем себя занять и не решаясь уйти, слонялась по комнате, потом, покосившись на участкового, зашла в спальню и села на кровать — в маленькой уютной комнатке вдоль стен тянулись батареи и потому было теплее всего. Там я и осталась, растянувшись на колючем покрывале с чувством, словно внезапно вернулась домой. Окруженная знакомым мужским запахом, разморенная теплом, убаюканная тихими голосами на кухне.
Глава 8
Утром выяснилось, что экспедиция к трупу планируется без моего участия. Гришка при озвучивании выглядел виновато, Алексей Михайлович — сурово, но непреклонно.
— Нечего вам там делать, Алиса Архиповна, — с осунувшимся от недосыпа лицом (и где он ночевал, хотела бы я знать? Я бы проснулась, если бы они из дома выходили, хоть и спала на удивление крепко)…
Мне стало совестно. Мало того, что внаглую заснула на его кровати, так еще и лишила мужчину необходимого сна. Люди гораздо хуже переносили… все. И недосып в том числе. Я после бессонной ночи могла продержаться не меньше суток, а человеческий организм — не больше двенадцати часов.
— Ваши показания я уже записал, получите-распишитесь, — продолжал тем временем Алексей Михайлович, выкладывая на стол листок с ручкой. — А при осмотре тела вы мне тем более не нужны… Без вас разберемся.
— Я могла бы что-нибудь унюхать, — хмуро возразила я, подписывая показания. С слову, весьма лаконичные.
— Вот поэтому, — выразительно сказал участковый, натягивая шапку, — вы остаетесь здесь. Хватит.
Недовольно посмотрев им вслед, я стащила повязку, в которой пропала всякая необходимость, кинула ее в мусорку и отправилась к себе.
Это было странное чувство. До сих пор я не покидала дом так надолго и теперь шла по обледеневшему мосту, смотрела на черные подтаявшие проплешины на льду и пыталась объяснить тревожно-сладкое предвкушение, засевшее в желудке. Я соскучилась.
Было что-то родное в том, чтобы повторить все то, что я проделывала так часто на протяжении последнего года — отворить калитку, проверить сарай, встретив дружный гвалт коров и кур, потрепать за шкирку кота, пригревшегося у теплой буржуйки — Настя не подвела и ее мальчишки исправно топили, да и корма в кормушках было насыпано — наверное, еще с вечера.
Успокоенная, я медленно направилась к дому и потому не сразу заметила, что на крыльце кто-то сидит.
Куница.
Куница, черт побери!
Сидела там, словно ждала именно меня — привстала на задних лапках, хитрые глазки так и сверкают, хищная мордочка подергивается, вынюхивая, чем же я занималась. Когда я шагнула ближе, она неожиданно разразилась верещанием — больше похожим на помесь рычания маленькой собачки и детским плачем — и, боком соскочив с крыльца, сиганула в сторону огорода и дальше — к лесу.
— Ну, и что это было? — недоуменно спросила я у выскочившего из сарая кота.