— У меня папаня сейчас по деревням разъезжает, — виновато пояснил он, помахивая топором — мы застали его за колкой дров. — Машина каженный день нужна. А ты зачем, кстати, приехала, случилось чего?
Мы переглянулись.
— В гости, — хмыкнула сестрица. — Соскучилась по вам — сил нет!
Остаток дня прошел на удивление спокойно. Выпросив у меня разрешение пройтись по деревне (клятвенно обещая ни к кому не приставать и в сторону кладбища даже головы не поворачивать), Ника ушла. Воспользовавшись ее отсутствием, я полезла на чердак. Ника, могла говорить что угодно, но в деле обуздания собственного зверя у меня гораздо больше опыта, чем у нее. Хотя в данном случае я не просто собиралась его контролировать, я хотела полностью его подавить. Отсечь от себя эту половину — пусть больно, пусть тошно, но все лучше, чем в один прекрасный момент потерять над собой контроль и перегрызть глотки половине деревни. От одной мысли об этом у меня в глазах темнело. Это самое страшное, что может случиться с такими, как я.
Рецепт зелья, разделяющего две половины оборотничьей сущности накрепко засел у меня в памяти — еще с молодости, когда я по глупости едва контроль не потеряла. Меня тогда спасли — такие же, как я. Некоторое время я даже состояла в «стае» — сообществе оборотней в городе. Там меня научили контролю, научили скрывать свою сущность и защищаться от других. Проблема в том, что таким, как мы, легче и безопаснее в одиночку, поэтому со временем я перестала обращаться в стаю и потеряла с ними контакт. Но знания остались.
Поэтому, когда Ника вернулась, на столе уже лежал длинный список трав и описание обряда.
— Это что? — скорее удивленно, чем обеспокоенно спросила она, пробегая глазами по листочку.
— Отсечение, — коротко ответила я. В быстро тяжелеющем молчании она подняла на меня глаза.
— С ума сошла?
— У тебя есть другие варианты? — вздохнула я, обхватив руками кружку с чаем. Я уже намешала туда и успокаивающих трав и меда с малиной (все в дозах, способных уложить слона) и теперь просто ждала, пока вода остынет достаточно, чтобы можно было это пить. На душе было погано — словно кошки нагадили.
— Я их найду, — мотнула головой сестрица. Вот упрямая! — Но это не выход! Ты сама-то представляешь, на что подписываешься? Ты не просто половину сущности уничтожишь, ты же половину от собственной жизни оторвешь!
— Все лучше, чем окончить жизнь вурдалаком, — отозвалась я. — Уверяю, живут они гораздо меньше людей!
— Почем ты знаешь, сколько человеком проживешь? — резко бросила Ника, поджав губы. — Может, тебе и года не осталось! После таких обрядов втрое меньше человеческого живут!
Мы замолчали. Я рисовала узоры на скатерти, она выискивала аргументы, которые могли бы меня убедить.
— Я боюсь, — наконец, с усилием выдавила я, не поднимая на нее глаз. — Слышишь, Ника? Я боюсь, что даже не пойму, когда исчезну я и появится… оно. В летний полдень или темной ночью, во сне, в одиночестве или в толпе людей — я не знаю! Скольких я тогда убью? Я боюсь.
Патетический момент грубо прервал стук в дверь. Синхронно вздрогнув, мы повернули головы. Потом Ника вспомнила, что засов задвинула и отправилась открывать.
Вернулась уже в компании Гришки. Не замечая гнетущей атмосферы, он брякнулся на стул и довольно огляделся:
— Хороша у тебя рассада! У Дашки еще только из земли показалась, а у тебя вон как вымахала!
Я равнодушно скользнула взглядом по баночкам с землей и как-то отстраненно отметила, что таки да — рассада вымахала сантиметров на десять. Очевидно, встряска пошла ей только на пользу.
— Чего явился? — Ника не была настроена на пустую болтовню.
— Хочу знать, не пора ли мне семейство в подполе прятать, — невозмутимо пояснил парень. И тут же пояснил: — Ты б так просто не приехала, значит, случилось что-то. И машину, опять же, я обнаружил — там кровь на капоте. А у Алисы вся морда исцарапанная.
— Ну прямо Шерлок Холмс и доктор Ватсон! — восхитилась сестрица и насмешливо посмотрела на меня. — Видишь, какой у вас народ бдительный?
Одновременно с ее словами явился еще один участник этого спектакля. Тщательно прошаркав ногами о решетку на входе, чтобы сбить грязь, в дом вошел Алексей Михайлович. Сдавленно застонав, я уткнулась лбом в столешницу.
— Вам здесь что, проходной двор? — возмутилась Ника. И повернулась ко мне: — И часто у вас такие посиделки? Время десять вечера, приличные женщины мужчин в такое время не принимают!