— Завтра я тебя доброшу до деревни, — пообещал лесничий, подкидывая дров в гудящую печь. Из трубы валил серовато-сизый дым, наполняя округу запахом березовых поленьев. Баня у него была небольшая, двоим едва развернуться, но сделала на совесть. Впервые зайдя внутрь, я на минуту замерла, закрыв глаза и с наслаждением втягивая смолистый запах хвои и березовых веников.
— Для себя делал, — пояснил Стас тихонько, заметив мою реакцию. — Люблю зимой особенно попариться…
Да. Я тоже…
— Местные ничего не скажут? — единственный раз спросила я. — Видели же, что к тебе пришла.
Честно говоря, заметить что происходит во дворе было весьма проблематично — забор был под два метра, глухой — но я слишком хорошо знала любопытство деревенских жителей.
— А… — отмахнулся Стас. — Ну их к лешему. Все равно завтра уеду, а там пусть что хотят языками молотят. Или тебе важно?
— Нет, — пожала я плечами и отпила большой глоток из кружки. Квас у него тоже был совершенно особенный — на черном хлебе, темный, с легкой хмельной горчинкой. Обычно я алкоголь не пила, но напарившись в бане, сидя прохладным вечером на крыльце… И святой бы не удержался. Мне было так хорошо, как не было, пожалуй, с момента приезда в деревню. Расслабленно оперевшись на ступеньки, я положила голову на крыльцо, бездумно уставившись в темнеющее небо, на котором уже расцветали первые звезды.
— Спасибо.
— Пустое, — отозвался Стас спокойно. В его огромных лапищах маленькие сушеные лещи выглядели зубочистками, но пальцы работали проворно, очищая рыбку от шкурки. — Держи.
Я с удовольствием запустила зубы в нежно-соленое мясо.
— Можно, я у тебя жить останусь?
— Нужно, — хмыкнул мужчина с хитрым блеском в глазах. Он не пытался ко мне придвинуться, он даже не касался меня рукой, но я почувствовала, что воздух между нами начал меняться, наполняясь чужим желанием. Ноздри дрогнули.
Глава 11
Наверное, я знала о том, чем все закончится еще тогда, когда в первый раз его увидела. Знала внутренним, звериным чутьем. Мы были похожи. Мы одинаково смотрели на мир. Мы подходили друг другу, в равной степени не желая ущемления своей и чужой свободы. И чувствовали примерно одинаково.
Но утро…
Проснулась я еще затемно. Лежала без сна, сгорая от стыда, стоило только вспомнить, что вытворяла. Я, конечно, знала, что между нами есть притяжение, но…
Зверь во мне снова едва не взял власть над человеком — не то, что я была готова позволить.
Стас спал рядом: дышал он глубоко и размеренно, из чего я заключила, что его уж точно муки совести не тревожат.
Слегка успокоенная этим фактом, я снова прислушалась к тишине дома. Надо же… В моем доме так тихо никогда не бывает — то сверчки за стенкой, то дерево скрипит, то огонь в печи щелкает поленьями, или кот в подвале мышкует. А здесь — тишина.
Ранним утром мы выехали из Осинкино и по тряской, размытой талым снегом дороге направились в сторону деревни. Я сидела сзади, обхватывая Стаса за пояс, прижималась щекой к его спине и провожала глазами покосившиеся электрические столбы, тонущие в черной воде — снега зимой было много и он еще кое-где остался, белея в тени деревьев. Сидела и пыталась избавиться от нелогичного чувства… поражения. В самом деле, сейчас я должна бы радоваться — как радовалась всегда, когда мой зверь находил себе пару. И все же… Что-то было не так. Вам знакомо чувство, когда вы точно знаете, что что-то должно было случиться, но не случилось? Когда эффект дежавю внезапно оборвался? Вот сейчас я испытывала нечто подобное. Мира в моей душе не было, несмотря на то, что тело было удовлетворено.
— Ну что, ко мне или тебя в деревню завезти? — на развилке он остановился, обернулся. Я покосилась в сторону леса, потом на Стаса и он без слов повернул налево, где дымились еще не видные печные трубы. Я вздохнула с облегчением. Может, и зря переживаю — он не из тех, кто станет навязывать свое общество.
Он довез меня до моста, где мы и расстались: я приняла в руки связку веревок с карабинами, ритуальную банку меда и теплое напутствие прямо в губы — вместо поцелуя:
— Завтра буду поблизости. Если захочешь — подходи к развилке часам к четырем.
И уехал. Я постояла пару минут на холодном мартовском ветру и отправилась к себе, испытывая непозволительное облегчение. Может быть, все оборотни такие? Одиночки? И дело вовсе не в Стасе… А во мне?