— Глупости все это, — неожиданно заявила Марина, когда мы вышли за пределы деревни и двинулись по дороге, наклонив головы — на открытом пространстве ветер заметно усилился, забивая глаза снежными хлопьями. Нежная зеленая травка, начавшая пробиваться из земли, съежилась и почернела. — Ну, предположим, кто-то решил напугать Васю с Петровичем. Пошумел в кустах — так об этом наутро знала бы вся деревня. Даже если и нет — кого Лешка мог встретить посреди ночи на кладбище? Васю? Поди навернулись в какую-нибудь могилу и сидят теперь…
Я промолчала, не собираясь посвящать Марину в тонкости жизни в нашей деревне. Даже не представляю, как бы это могло прозвучать… Лучше всего было бы оставить ее в участке, но даже предлагать такое было бы в высшей степени странно. И что я буду делать, если прошлогодняя история снова повторилась? Не лежится отцу Дмитрию… Только бы с ними все было в порядке.
Ладно, участковый — тот упорно отказывался признавать сверхъестественное, но Гришка? Этот-то не понаслышке знает о том, что нечисть — не просто вымысел! Куда они полезли на ночь глядя?!
Я сознательно накручивала себя. Потому что альтернативой были предположения еще более ужасные и страх, который холодной лентой вился по позвоночнику. Раньше я хоть перекинуться могла, а что теперь? Куда я лезу?
— Ну? — Марина остановилась в воротах, вопросительно оглянувшись на меня. — Идем?
— Идем, — вздохнула я, на всякий случай выдергивая из забора штакетину. К моему удивлению, Марина достала из внутреннего кармана куртки… Пистолет. Он остро пах железом и порохом, а еще — смертью. Да, это не та игрушка, что давал мне Стас.
— Что? — заметив выражение моего лица, фыркнула она, пропуская меня вперед. — У меня есть разрешение.
Мы добрались до церкви в молчании. На кладбище было… Тихо? Снег скрадывал звуки наших шагов, ветер свистел в верхушках деревьев, скрипел ветками. Черные холмики могил постепенно покрывались белой пеленой.
Слишком тихо.
Следующее, что я помню — темноту.
Боль пришла позже. В тот момент я не успела ничего осознать, даже почувствовать — в один момент пришла темнота, целые века кромешной тьмы. И только потом — боль.
Прошло немало времени, прежде чем из океана болезненных ощущений я начала вычленять что-то конкретное: режущую острую боль — в лодыжке, тупую, пульсирующую — в затылке, резкую и жгучую — в щеке.
Последнее заставило меня сделать судорожный живительный вдох — и в мозг хлынули потоки новой информации.
Запах земли, твердая сырость под пальцами, холодные льдинки в груди, солено-железный привкус крови на губах.
— Очнулась… — вздох облегчения.
Темнота постепенно отходила в сторону, являя из своих недр неясные силуэты. Я втянула ноздрями воздух, скорее по запаху догадавшись, кто передо мной: Гришка и участковый. От одного из них пахло засохшей кровью, отчего волк во мне алчно встрепенулся, а человек испуганно вжал голову в плечи. Попали.
— Подняться можешь? — гулко (по крайней мере, именно так это отдалось в моих ушах) спросил друг, подтягивая меня за плечи.
Кое-как мне удалось принять сидячее положение и сосредоточиться на мужчинах, а не на том, что моя голова сейчас лопнет от боли. Видела я их плохо — силуэты были размытыми, темными. Очень непривычно для того, кто никогда нее страдал потерей зрения.
— Как ты? — обеспокоенно спросил участковый. Холодная рука легла мне на лоб, ненадолго облегчив страдания.
— Меня сейчас стошнит, — честно сообщила я, прикрывая глаза. Так было проще — с нюхом слава богу ничего не случилось. И даже тошнота немного отступила, пока я изучала доступные мне запахи, чтобы получить ответы на вопросы, которые даже не могла внятно сформулировать.
Что мы имели? Холодно, сыро, затхло и пахнет лежалой картошкой — подвал? Подвал. Уже хорошо — возможно, я не совсем ослепла и часть проблем связана с отсутствием освещения.
— Может, ей лучше лечь обратно? — послышался голос Гришки.
— Чтобы она воспаление легких подхватила? — возмутился участковый, убирая руку с моего лба и отходя в сторону. Запах крови стал меньше — значит, ранен именно он.
— Какая разница, если нас все равно прикончат? — огрызнулся друг.
— А где Марина? — хрипло, пробуя возможности своих голосовых связок спросила я, не открывая глаз. Мне не нужно было их видеть, чтобы распознать тяжелое молчание, повисшее в воздухе. Господи, только бы она была жива, как я объясню Алексею Михаловичу, что не уследила за его женой?!