Инспекция огорода привела меня в некоторое замешательство: я, конечно, успела посадить пару лунок помидор, но этим, насколько помню, дело и ограничилось. Теперь же на месте так и не вскопанной до конца земли обильно цвели кусты картошки, помидор, плелись огурцы и раскидывала похожие на лопухи листья тыква. Тыква! Я ж ее вообще садить не собиралась…
Машка от моей смущенной благодарности отказалась с беспечностью ребенка:
— А! — махнула она ладошкой. — Я туда совсем не заходила…
Так. Вот теперь я начинаю беспокоиться.
— Может, Гришка? — предположила Ника.
Может быть. Мы все равно собирались его навестить, так что я наскоро перехватила краюху хлеба, вывалила русалочий подарок на газетку — сушиться — и, отправилась вместе с сестрицей на ту сторону деревни.
Вот только у крыльца возникла заминка.
— Стой, — неожиданно дернув меня за рукав, рявкнула Ника, не дав наступить на расстеленный перед крыльцом коврик. — А ну… Отойди на пару шагов.
— С ума сошла? — нахмурилась я. Но сестрица не ответила, только подозрительно осматривая дом. Такую хмурую задумчивость было странно видеть на вновь помолодевшем кукольном личике.
Покрутившись около крыльца, она внезапно села на колени, сунула руки под ступеньку и вытащила сломанную ржавую иголку.
Я вскинула брови. Это еще что за дрянь?
— Порча?
— Нет, — злобно отбросив иголку, Ника поднялась с колен и уже спокойно зашла на крыльцо. — Ну, сейчас я ему устрою…
Я поспешно засеменила следом, ничего не понимая. Слава богам, Насти с детьми дома не было, головы тоже — будний день, тот наверняка был на работе. Зато Гришка нашелся — лениво щелкал пультом телевизора, развалился на диване. При виде едва не шипящей от гнева Ники и растерянной меня его лицо вытянулось вдвое: брови взлетели, скрывшись под растрепанной отросшей челкой, рот приоткрылся, образовав идеальное «о».
— Что, дорогуша, не ждал? — ехидно поинтересовалась сестрица, напирая на парня. Тот попятился, перебирая руками по дивану.
— А как…
— Потому что мозгами надо думать, когда оборонки делаешь! — рявкнула Ника, отвешивая ему затрещину. — Дурень!
И пояснила, уже для меня:
— Он пытался меня в дом не пустить, от ведьмы защитку сделал — иголок в ступени навтыкал, паразит!
— Да при чем тут ты?! — взвыл Гришка, отгораживаясь от нее стулом. И умоляюще посмотрел на меня: — Алиса, успокой ее, а? Я ж как лучше хотел… И я очень, очень рад тебя видеть!
— Интересно, а для оборотней ты тоже постарался? — задумчиво протянула я, вспоминая все странности, которые замечала за ним в последнее время. — Святую воду носил? Серебром проверял, железом? Ножницы в косяк втыкал? Солью с чертополохом отсыпался? М..?
Сестрица за моей спиной издала странный звук, похожий на урчание злобного кота. Бледнеющий Гришка внезапно зажмурился, и, словно в пропасть бросаясь, заголосил:
— Да! Да! Делал! И что теперь? Сожрешь меня за то, что пытаюсь семью защитить?! Я плохого ничего не думал, я только посмотреть хотел — сработает ли? И не на тебя оборонка была, а на всякую ведьму, мало ли таких, как вы, ходит? У нас вот была одна, так к ее дому до сих пор никто не подходит — работает, значит!
Я даже опешила от такого напора. Видно, это давно его мучило — раз так прорвало. Ника, очевидно, тоже слегка успокоилась, потому что вклинилась в верещание Гришки и хмуро приказала:
— Поняла уже, показывай давай, чего ты тут намудрил…
Как хорошо вы знаете своих близких? Друзей? Уверены, что замечаете все? Или, увлеченные собственными проблемами, не замечаете и половины?
Смотря на разложенный передо мной арсенал, я начинала подозревать, что не так хорошо знаю Гришку, как думала. И ведь понимала, что знакомство с моим миром не принесет обычному человеку ничего хорошего. Тем более — такое знакомство.
Теперь меня запоздало мучила совесть — за то, что недосмотрела, не увидела, не поговорила, в конце концов. Оставила его вариться в собственных страхах. И вот, к чему это привело: серебряные ножницы, железная цепь, набор посеребренных и медных иголок, святая вода, освященная каменная соль, крест, библия и рядышком — толстая, растрепанная книга в черной обложке.