Сам я обитаю, как и положено презренному рабу, на чердаке. Ведьма долго измывалась по поводу того, как я со своим ростом, умещаюсь в этом крошечном пространстве. Это еще раз доказывает мою теорию, что даже Варга не знала кто на самом деле у нее в услужении.
Те немногие силы, что у меня остались после запечатывания, я потратил на обустройство своего жилища, которое за двести лет стало мне домом. Расширил тесное пространство чердака, смастерил простую, но удобную мебель, наложил заклятие незримости, чтобы Варга, если ей вздумается порыскать на чердаке, видела только пыльное, тесное, заросшее паутиной пространство. Заклятие вытянуло у меня все силы и сократило жизнь на несколько десятков лет, но оно того стоило. Оказалось, что, только потеряв все к чему привык, начинаешь ценить то, чем ты владеешь единолично.
Еще я научился ценить друзей. Раньше у меня их, как оказалось, не было. Одни лизоблюды и предатели.
Теперь у меня есть Кот и Федот. И, если от Кота польза маленькая – из дельного мог только бабке в калоши нассать, то Федот за мной и в топь, и на разлом, и дрова попилить. Правда, исключительно после великого перепоя, ибо похмелиться хочется, а нечем
Федот - он же леший, живет в землянке в самой чаще леса. Охраняет заповедные места, пугает людей, чтобы не ходили на границу разлома, а по большей части пьянствует и играет в карты с чертом, что тоже живет в лесу, но уже на более выгодных условиях. Уж не знаю, какая от него польза нашему вездесущему некроманту, но тот разрешает своему слуге отираться на кладбище, ходить в деревню и отбирать у баб корзины с ягодой в лесу. Мерзкий, наглый тунеядец. Весь в своего надменного хозяина Захара.
Землянка Федота встретила меня шумом и задушевными песнями.
Значит, чертяка Колдырь подоспел раньше меня и раскрутил лешего на самогонку.
Захожу в жилище Федота, согнувшись в три погибели, и вижу прямо-таки умилительную картину: Колдырь сидит у бадьи с брагой, что потихонечку кипит на буржуйке, а Федот тем временем на баяне песни распевает.
Оба уже в слюни.
И чего спрашивается я сюда приперся?
С ними же даже нажраться по-настоящему не получится. Только нюхнут старухиной фирменной на мухоморах настоенной и копыта отбросят. Один в переносном, а второй в буквальном смысле.
- Когда б я имел златые горы, и реки полные вина…, - горланит Федот, аж уши вянут.
Тут черт замечает меня и, дернув хвостом, нагло скалится.
- Посмотрите, кто к нам пожаловал! Не чаяли тебя уже увидеть любезнейший. Ты, говорят, теперь без хозяйки. Почти свободный человек. Проставляться будешь?
Вот не знаю, за что я не люблю конкретно этого черта. Из-за того, что из разлома вылез или за язык его поганый?
Но Федор-дурень его привечает, и мне деваться некуда.
- Проходи, Радгар, - замечает меня леший, - В картишки с нами перекинешься?
Я бы может и перекинулся, но точно не в компании Колдыря и его шулерского хвоста. Сколько раз гада ловил на горячем.
- Потом Федот. У меня сейчас дело важное.
Настроение меняется.
Едва выхожу за пределы землянки, накрывает какое-то нехорошее предчувствие.
Останавливаюсь, прислушиваясь к неожиданной тишине.
В лесу, никогда, даже ночью не бывает тихо. А тут, словно вымерло все. Ни звука, ни шороха.
- Странно. Да? – слышится за спиной неприятно-визгливый голос черта.
Я не оборачиваюсь, продолжая озираться. Сила моя потеряна, но острое демоническое чутье еще при мне.
- Старая карга, померла, оставив контур без подпитки. Они чувствуют это, - ехидно шепчет Колдырь, - Мои сородичи ждут своего часа.
- Ты хочешь сказать бывшие сородичи? – усмехаюсь в ответ, - Интересно, за что же они тебя выперли под зад коленкой? Или в вашем мире, жрать нечего, что ты кладбищенскими костями не брезгуешь?
Колдырь зло ощерился, показав мелкие гнилые зубы.
- Ты, Радгар, не заговаривайся. Захар за тобой давно наблюдает. Это ведь ты прошлый раз пустил из разлома гостя незваного. Что-то мутишь-мутишь, и хозяину это не нравится.
Отвечать не стал. Если ли смысл перед ним оправдываться? Просто тяжело посмотрел на черта так, что у того тощие копыта затряслись, и ушел.
Боится. Боится меня, тварь иномирская.
И правильно делает. При желании могу прихлопнуть его, как муху. Да только мараться нет нужды.
Какое мне дело до разлома, людишек и некроманта?
Единственная моя цель – освободиться от печати и, если для этого нужно будет раскрыть контур разлома, то я это сделаю.
Риск дело благородное. Только я сомневаюсь, что во мне после двухсот лет рабства осталась хоть капля благородства.