Тонкий женский ноготок царапает по щеке, где находится глубокий, старый шрам, идущий через бровь на лоб и щеку, скорее украшавший наемника, чем отпугивающий.
- Кроватная дужка, - немного подумав, ответил он и вновь задумался.
- М? – не поняла женщина, приподнялась на локте, заглядывая ему в глаза. – Дужка?
- Да, - моргнул наемник, - в приюте, где я рос...
- Ты рос в приюте? – удивилась женщина, ерзая на кровати, устраиваясь поудобнее. – Расскажешь? А то я почти ничего о тебе не знаю, а мне было бы интересно твое прошлое.
- Мне бы оно тоже было интересно, - задумчиво бурчит он себе под нос. – Что там, кстати, с моей просьбой? Девочки никакой информации по моему делу не нарыли?
Моргана скривилась, ощущая, как ситуация резко меняется. Она уже надеялась, что Домовой расскажет что-то новенькое о себе, а выходит, ненароком сама же и сменила тему.
- Ты же знаешь, это не просто, - вздохнула она, вновь опуская голову на мужское плечо и продолжая царапать его грудь ногтем. – Почти двадцать лет прошло. Свидетелей того, о чем ты говоришь, найти практически не возможно. Сам понимаешь… Скорее звезды сойдутся в одну линию на небе, чем нам повезет встретить того, кто был в нужном месте в нужное время, да еще и в курсе тех событий…
- Я понимаю, - грустно выдохнул Домовой и вновь принялся задумчиво мять женскую грудь. – Но все же, пусть девочки продолжают интересоваться моим вопросом. Я хочу узнать, что случилось с моей семьей, что случилось со мной и почему я ничего не помню…
- Конечно, - тихо промурлыкала Моргана ему на ухо и ее рука скользнула ниже, явно намекая на продолжение ночи.
* * *
Ночь. Большая комната, больше похожая на военную казарму, заставленная двуспальными кроватями, погружена в сон. Три десятка кроватей, выстроенных в три линии, в которых спят разновозрастные дети, слегка поскрипывали от их движений, но в общем можно было сказать, что в спальне детского приюта стояла тишина.
Четыре тени двигаются почти неслышно, издавая лишь тихий звук прилипающих голых пяток к окрашенным доскам пола. Тени явно принадлежали подросткам не старше пятнадцати лет. Одна была выше остальных, другая явно толще, а третья имела длинные волосы. Тени добрались до угла комнаты, разошлись, перетекли на стену с окном и замерли возле одной из кроватей.
- Готовы? – прошептала высокая тень.
- Да, - кивнула толстая.
- Ага, - прошептала длинноволосая.
Мгновение, и на лицо мирно спящего мальчишки опускается подушка. Три пары рук и ног начинают яростно избивать ребенка, который пытается выбраться из удерживающего его одеяла.
- Ебош его, ебош! Держи суку, держи! – шептали подростки, продолжая избивать пацана, нанося сильные, не детские, зверинные удары, осыпая его с ног до головы.
- Дергается, тварь! – прошептала толстая тень.
- Ай! – взвизгнула тут же длинноволосая, когда избиваемому удалось освободить одну ногу и ударить острой пяткой куда-то наугад.
- Держи подушку, держи! – шептала четвертая, снимая со старой армейской кровати не закрепленную хромированную дужку.
Металл покинул свое место, взлетел вверх и с громким «вжжжж» опустился на тело мальчика. Тонкое синее одеяло из верблюжьей шерсти не смогло смягчить удар. Мальчишка вскрикнул, но подушка надежно заглушила крик. Еще удар и еще. По рукам, по ногам, по телу… В какой-то момент ему все же удалось оттолкнуть толстого, подушка упала на пол, и в этот же самый момент стальная труба опустилась ему на голову. Парнишка затих.
- А-а-а-ай! – взвизгнула длинноволосая тень, когда на лицо ее хозяйки брызнула красная жижа.
- Ты что?! – вскрикнула толстая тень.
- Валим! – метнулась первой прочь самая высокая.
Труба упала на пол, громко звякнув, разбудив тех, кто еще спал. Окровавленный, избитый мальчик тихо застонал, медленно перевернулся набок, поджал колени к груди. Слезы катились на подушку, перемешиваясь с кровью и соплями. Левый, не заплывший глаз смотрел на дрожащего под одеялом соседа, который молча лежал и наблюдал за избиением, как и многие другие, проснувшиеся от шума потасовки, даже не попытавшиеся прекратить избиения.
* * *
- Это еще что такое?!. – выкрикнула нянька-бабка, рассмотрев на полу кровавый след, тянущийся по недавно помытому коридору в душевую.
Вбежав в умывальню, она уже было занесла тряпку чтобы обрушить ее на всех, кого увидит в помещении, да так и замерла. В углу, хлюпая носом, сидел новенький. Он яростно оттирал с лица кровь, черпая ладошкой воду прямо из бочка унитаза. Старуха подошла ближе и ахнула. Левая рука мальчишки опухла, пальцы на ней были явно сломаны. Лицо разбито, левый глаз заплыл, через него тянется огромная кровавая рана. Ноги и все тело покрыты синяками и гематомами, но страшнее всего было смотреть в уцелевший глаз. Такого страха и ужаса она еще никогда не испытывала. Словно сам дьявол смотрел на нее через окровавленный зрачок ребенка. Мурашки пробежали по спине, а мальчик, тихо шипя от боли, зачерпнул трясущейся рукой новую порцию воды, отвернулся от няньки и продолжил молча отмывать кровь.