Потихоньку я добрался и до своей могилы. Надпись на ней была странная. «Здесь лежит тело того, кто не умер». Могли хотя бы имя указать — все же именно потомок моего тела был последним Бельмонте. Но нет — я так и остался для них безымянным.
— Жуть какая, — раздался за моей спиной голос Исабель. — Получается, они его заживо захоронили?
— Бельмонте не отличались человеколюбием, — заметил я. — Но здесь подразумевается нечто другое.
— Все равно. Как-то не по-человечески, — она передернула плечами. — Почти ни одного имени. Как будто эти люди не имели никакого значения для Бельмонте.
— Они и не имели.
Какое значение имеет жертвенный скот? А именно им считали Бельмонте всех этих безымянных бедолаг, лихо лишая их жизней ради собственных амбиций. Все равно закончилось вымиранием рода, так хоть ушли бы достойно.
— Но почему тогда похоронены на их кладбище?
— Скорее всего, по традиции. Первые были выходцами этого мира, к их телам требовалось проявлять уважение.
— Что значит этого мира?
Я удивленно повернулся к Исабель.
— Донна, вы не знали, что миров много?
— Нет. И сколько их?
— Это известно лишь Всевышнему.
Ответил я пафосно, потому что другого ответа у меня все равно не было. Не так давно я не верил ни в другие миры, ни в переселение душ. Похоже Исабель тоже не слишком поверила.
— Почему вы так уверены, что безымянные могилы — могилы выходцев из других миров?
Пришлось провести краткий экскурс в историю и рассказать как о войне между Мурильо и Бельмонте, так и о способе, которым Бельмонте пытались продлить свой род. Неудачном способе, который закономерно привел к окончательной смерти рода.
— Вот поэтому весь Сангрелар должен принадлежать одной семье, — неожиданно заключила Исабель после окончания рассказа. — Чтобы такого больше не было.
— Причиной для войны семей вряд ли было владение Сангреларом, — ответил я. — Потому что Бельмонте прекрасно понимали, что не получат долю Мурильо.
— С чего ты взял? — проворчал Шарик, проворно забираясь на мое плечо. — Они как раз были уверены, что подомнут под себя вторую половину острова.
— Может, и подмяли бы, если дон Леон не остался бы в живых.
— Нет, там все сложнее, завязано именно на настоящего наследника. Как у Бельмонте, так и у Мурильо. Поэтому землю, конечно, можно даровать королевскими указами, но вот тем, кому она даруется, пользы не будет даже через двести лет. Разве что гордое наименование «Владетель Сангрелара» считать за пользу.
— Алехандро, если уж ваш ками подошел, а все остальные заняты, вы не могли бы провести меня в замок Бельмонте?
— Зачем? — удивился я.
— Интересно. Наша семья считается владеющей этой частью Сангрелара, а я даже замок видела мельком. Не до разглядывания было, когда меня собирались принести в жертву и когда мы удирали. — Она подняла руку, как будто пыталась остановить мои возражения. — Я знаю, что там никуда нельзя пройти, но можно посмотреть хотя бы с лестницы.
— Вот-вот. Только пусти ее, сразу узнаешь, что занавески выцвели и вышли из моды, а гобелен на стенах срочно пора менять, — проворчал Шарик.
— В другой раз. Мы же не хотим лишиться убежища? Нам пора возвращаться.
Возвращать, похоже, не хотелось никому: вся толпа разбрелась по кладбищу, почему-то чувствую себя в полной безопасности. Не думали же они всерьез, что хлипкая ограда станет преградой для сангреларских тварей? Или, напротив, были уверены?
— Шарик, эта земля защищена чарами?
— Разумеется. Чужой сюда просто не попадет. Только тот, кто имеет право.
— Имеет право? Так. А после нашего ухода дона Леона отсюда не выпрет? — забеспокоился я. — Он же в жесткой оппозиции к Бельмонте был, так какие у него права лежать рядом с ними?
Воображение у меня было живое, поэтому представить было легко, как после нашего исчезновения разверзнется земля и чары, отвечающие за непопадание в эту местность представителей семьи Мурильо, отправляют чародея в полет в сторону его земли. И из гроба предварительно вытряхнут, потому что сделан он из дерева, выросшего на земле Бельмонте.
— Не должно, — неуверенно ответил Шарик. — Хандро, его принес сюда ты, значит доказал его право тут находиться. Но если выпрет — не наша вина. Мы сделали все, чтобы достойно похоронить дона Леона. И на этом наш долг перед ним закрыт.