Этот простой вопрос привел призрака в замешательство. Он отшатнулся и озадаченно посмотрел. Память у него изрядно поистрепалась за столько лет неиспользования.
— Я не помню, — сказал он и потер то место, где у живых лоб, а у него не осталось ничего, что могло бы восстановить воспоминания. — Я здесь уже столько лет один. В алтарную часть меня что-то не пускает.
— А в коридор?
— И в коридор. Как будто непроницаемая стена стоит.
— А остальные этажи?
— Весь этот замок — мой дом, — он подбоченился. — Я могу ходить где хочу.
— Но не там, где бывают живые люди.
— Я их слышал.
— Слышал тех, кто умирал на алтаре?
Моего намека он не понял или не посчитал это чем-то таким, чего нужно стыдиться.
— Оттуда звуки сюда не доносятся, там стоят нужные чары, чтобы не беспокоить тех, кто тут живет.
— Не хотелось бы, чтобы тех, кто тут будет жить, беспокоили призраки. Мы договоримся или?..
— Или. Вы тут жить не будете.
Сил его, даже в призрачном виде, оказалось достаточно, чтобы подхватить деревянную лошадку и запустить ею в меня. Первую атаку мне удалось отбить, но поскольку за лошадкой на меня посыпались кубики, я посчитал за лучшее отступить. Исабель оказалась умнее: она сбежала раньше, даже до нападения. А уж Шарик остановился лишь на лестнице. И я его прекрасно понимал: кубик, запущенный чародейским призраком, мог оставить от ками мокрое пятно.
— Только не говори мне, Хандро, что ты собрался уступить замок этой полупрозрачной пародии на человека.
— Не собрался. Нужно подумать, как его душу отправить на перерождение.
— За столько лет здесь души не осталось, — авторитетно сказал Шарик. — В лучшем случае — отпечаток.
— Нужно этот отпечаток стереть так, чтобы не развалился замок. Обидно будет, если останется только причальная башня.
— Не останется: она укреплена куда хуже, чем остальной замок, и рассыпется в первую очередь. Но ты молодец что думаешь о сохранении собственности, а не испытываешь жалости к родственнику.
— Какая жалость? Он умер так давно, что я даже не могу из-за этого переживать.
Если бы знал, что здесь такая засада с призраком, то проконсультировался хотя бы у сеньориты Фуэнтес. Разумеется, до того, как она стала нежитью.
Глава 22
Призрак последнего Бельмонте разбушевался так, что замок заходил ходуном. Когда мы с Исабель выскочили во двор, Оливарес в ужасе таращился на качающиеся башни.
— Что вы наделали? — заорал он. — Замок же сейчас развалится!
— Дон Уго, это не мы, это призрак.
— Какой еще призрак?
— Призрак последнего Бельмонте.
Тот потихоньку начал успокаиваться, и стены прекратили качаться. Вообще, странное зрелище: казалось, что стены сложены не из камня, а представляют собой монолитный кусок резины, потому что изгибались они самым причудливым образом, но при этом ни единого камушка не то что не выпало, даже не шевельнулось.
Идея разрушить алтарь теперь не казалась заманчивой, потому что я был уверен, что при этом призрак перестанет ограничиваться жилой частью, получит возможность бывать по всему замку, а то и острову. Настроен он не слишком дружелюбно, так что проблемы начнутся сразу.
— Нужно было учить некромантию, — проворчал Шарик, забираясь опять на мое плечо. — Но кто знал, что на нее столько завязано.
— Дон Леон?
— Дон Леон хотел разобраться с живыми. Проблемы мертвых и даже собственного посмертия его не волновали. Он занимался проклятиями на очень высоком уровне. Именно поэтому Оливарес так хочет сунуть нос в его записи: понять, как можно проклясть всех носителей одной крови.
Шарик вытянул вперед одну из лап, на которой оказался сломанный коготь, и тяжело вздохнул. Не поинтересовался, нет ли у меня с собой маникюрных ножничек и пилочки, а сразу начал отгрызать по-взрослому.
— Давайте по порядку, что вы делали, — сказал Оливарес, подозрительно косясь на замок. На ворота он тоже косился, но площадка между ними и замком казалась ему самой безопасной, поэтому он как стоял по центру, так и продолжил.
— Ничего мы не делали, — ответила обиженно Исабель. — Свернули в первый же коридор и открыли дверь в детскую.
— Зачем вам детская? Хе-хе. Все взрослые люди понимают, что сначала надо открывать дверь в спальню.
Исабель вспыхнула, но от злости, а не от стыда. Уверен: будь Оливарес помоложе, получил бы по физиономии. А так — старость нужно уважать, даже если она не уважает никого и сама уважения тоже не заслуживает.